Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд Страница 16

День прошел спокойно. Бóльшую часть его Адела провела в обществе леди Мод. При встречах Хью де Мартелл держался учтиво, но несколько холодно и отстраненно.

И утром следующего дня, когда они с Вальтером отбыли в Винчестер, де Мартелл вел себя официально и был неприступен. Но на вершине хребта она оглянулась и увидела его высокую темную фигуру, которая смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду.

Осень приходит в Королевский лес милостиво. Долгие летние световые дни захватывают сентябрь; раскидистые дубы по-прежнему зелены; торфянистый гумус вересковых пустошей хранит ласковое приморское тепло; воздух пахнет остро и сладко.

За пределами леса собирают урожай. Жатва завершена, яблоки готовы упасть, туманы в голых полях напоминают сыростью, что надо собрать все до того, как солнце начинает убывать с приближением конца года.

Но в Королевском лесу природа выступает в иной ипостаси. Это пора, когда дубы роняют зеленые желуди, которые сплошь покрывают землю. Люди вроде Прайда выводят свиней кормиться этими желудями и буковыми орешками – плодокормом, как его называют. Это древнее право, на которое не посягнул даже нормандский король Вильгельм Завоеватель. Местные лесники напомнили ему: «Олень заболевает, если съедает слишком много зеленых желудей. Но свиньи их любят». Идут дни, и буки начинают желтеть, но с первым появлением этого признака мягкого упадка наблюдается другое, почти противоположное преобразование. Остролист бывает мужского пола и женского, и вот теперь, словно приветствуя приближение зимы, женские особи буквально взрываются алыми ягодами, густые грозди которых блестят на фоне кристально синего сентябрьского неба.

После равноденствия, когда вся природа осознаёт, что ночи становятся чуть дольше дней, происходят дальнейшие перемены. Цветы вереска уже превратились в крошечные белые точки, напоминая в совокупности изморозь, и пустошь меняет летний лиловый цвет на осенний бурый. Как и высыхающие листья папоротника, стебли орляка такие же коричневые, пока на них не падет осеннее солнце, на котором они блестят, словно начищенная бронза. Желуди, лежащие в палой листве, освободились от шапочек и тоже становятся коричневыми. Вечерние туманы приносят промозглую сырость. Холодные рассветы бодрят. Однако в Нью-Форесте все это признаки не конца, а начала. Если солнце уходит, то только с тем, чтобы уступить место еще более древнему божеству. Зима на пороге: это время серебряной луны.

Пора оленьего гона.

Самец горделиво вышел на середину брачной поляны. Был рассвет. Землю чуть подморозило. Вокруг поляны на почве, испещренной следами раздвоенных копыт, ожидали внимания восемь или девять самок. Некоторые двигались, производя звук, напоминающий свист плетки. В воздухе висело напряжение. Пришла и светлая самка. Она ждала смирно.

Рога у самца были великолепны, и он это знал. Тяжелые полированные лопасти вырастали из черепа фута на два с половиной, и на них было страшно смотреть. Они полностью выросли с августа, когда начало отшелушиваться бархатистое покрытие. Он много дней чесал их о мелкие деревца и побеги, оставляя метины на коре. Было приятно чувствовать, как гнутся под их весом молодые деревья; он ощущал свою растущую мощь. У этого трения была двойная цель: не только счистить остатки бархата, но и обработать кость – она, кремово-белая при созревании, приобрела оболочку, отполировалась, затвердела и стала блестяще-коричневой.

К сентябрю его начало охватывать беспокойство. Шея раздулась. Кадык увеличился; щекочущее ощущение силы, казалось, заполнило все тело, от крупа до широких плеч. Он принялся ходить важно, с притопом; его тянуло доказать действием свою мощь. Ночами он в одиночку бродил по лесу, наведываясь то туда, то сюда, как рыцарь в поисках приключений. Однако постепенно он начал двигаться в ту часть Нью-Фореста, где годом раньше его увидела светлая самка. Поскольку самцы, когда намерены спариться, инстинктивно уходят от изначального дома, генетический код оленей постоянно перетасовывается. К концу сентября самец был готов выделить свою брачную поляну. Но перед этим надлежало состояться еще одной древней церемонии.

Кто может знать, когда в Королевском лесу впервые появились благородные олени? Они были там с незапамятных времен. Если у самца лани рога росли широкими лопастями, то у благородных оленей большая корона ветвилась острыми отростками. Поголовье благородных оленей никогда не бывало значительным. Лишенных проворства и смышлености ланей, их было легче убить, и лани уже намного превзошли их числом. В то время как лани облюбовали лесные поляны, благородные олени остались верны вереску и, лежа в пустошах, даже при свете дня почти сливались с землей. С приближением осеннего гона казалось естественным, что их, первобытных и нордических, в отличие от изящных французских пришельцев, превзойдут даже крупные самцы лани и добьются превосходства над этими древними существами, которые, весьма возможно, обитали в тиши пустошей с ледникового периода.

Обычно спустя несколько дней после осеннего равноденствия благородный олень, набрав себе самок, которые составят его личный гарем, вскидывает могучую голову и издает навязчивый клич на несколько нот выше коровьего мычания, который в сумерках разносится над пустошью, заставляя людей прислушиваться и говорить: «Самцы заревели!»

И пройдут еще дни, прежде чем на лесных полянах самцы лани добавят к звукам осени свой собственный призыв.

Брачная поляна была не из важнейших – те удерживали старшие и более могучие самцы; как-никак это был его первый гон. Она достигала ярдов шестидесяти в длину и около сорока в ширину. Он тщательно готовил ее на протяжении дней. Сперва, прокладывая путь по периметру, крушил рогами молодую поросль и кустарник. По ходу дела он метил кусты и деревья как свою территорию пахучими выделениями из желез, расположенных под глазами. Затем, когда момент приблизился, принялся рыть почву передними ногами, в которых тоже имелись железы, местами даже рыхлил ее рогами. В проделанные борозды помочился, затем извалялся во влажной земле. Это породило едкий запах пребывающего в гоне самца, который изнывает по самкам. В отличие от благородных оленей, у ланей именно самки приходят к самцу.

И вот, как перед неким волшебным рыцарским турниром, которому предстояло разыграться на лесной поляне, молодой красавец-самец был готов отвадить всех чужаков, претендующих на его брачную территорию. Его гон продлится много дней, на протяжении которых он не будет есть, живя той энергией, что обеспечивается феноменально активной выработкой тестостерона. Его пыл постепенно уменьшится, к концу он выдохнется. Но его будут охранять самки; они начнут патрулировать границы поляны, вслушиваясь и всматриваясь. Да и вся природа примет в этом участие: птицы дадут знать об опасности и даже лесные пони, обычно тихие, предупреждающе заржут, если заметят людей вблизи от места тайной церемонии пятнистых существ.

Самец расхаживал по поляне часами. Утаптывал траву, ломал орляк, давил вкусные коричневые желуди. За ним наблюдали не только самки, но и два годовалых оленя и один двухлетка, который пытался изобразить, будто может вступить в круг. Между деревьями просачивался слабый свет. Время от времени самец останавливался, чтобы исторгнуть призывный клич.