Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков Страница 16

И Валя остановилась.

— Ой, Фуджик, ты чего?

— Ничего, — буркнул он, — и не называй меня так. Все. Спать.

И он скинул лапсердак и завалился в кровать. Валя еще посидела, допивая чай. Потом задула трепещущий гребешок огня и со вздохом улеглась.

Два безукоризненно одетых господина беседовали:

— Им непременно нужно чудо.

— Чудо? Откуда же взяться чуду?

— Они хотят чуда хотя бы на волосок.

— Хм, где мы его возьмем?

— Вынь да положь.

Мне надоело их слушать, и я вышел из помещения, спустился по лестнице и оказался на дне колодца, образованного высотными домами, — взял и полетел вверх. И от моего полета окна почему-то распахивались и выпадали, разбивались вдребезги внизу. А я летел, яростно летел вверх в звоне стекол.

Валя вначале спала без снов, а потом увидела елку, вросшую в угол дома, с единственной веткой, на которой коричневели тяжелые литые шишки… Тут же неподалеку возились друг с дружкой птенец какой-то лесной птички и черный вороненок. А в небе просто серебрилась одинокая звезда и над крышами каких-то гаражей проступал месяц. И все.

В воскресенье они могли отдыхать, а кроликов накормил-напоил бы один Эдик за хорошую оплату. Но Вася вызвался все делать и в воскресенье. А Валя отказалась, ссылаясь на заповедь о выходном дне: «Помни день субботний, чтобы проводить его свято». На возражения Васи, что день-то не субботний, а воскресный вообще-то, она отвечала, что у евреев была суббота, а у православных — воскресенье, а так просто говорится по привычке. Вася не удержался и высказал сомнения насчет выходного у туалетной мафии с Мюсляем во главе. Ну а Валя отвечала, что теперь она не у Мюсляя. И Вася пошел один. Деньги, ему необходимы были деньги, чтобы уйти дальше.

Когда он вернулся в вагончик на обед, там был Эдик.

— Ну вот, сделаю вам проводку, хватит с керосинкой сидеть. Загорится лампочка Ильича, — говорил Эдик, вертя в толстых пальцах моток синей изоленты.

Вася посмотрел на растрепанную Валю.

Эдик с неудовольствием глядел на Васю, почесывал рыжеватые бакенбарды.

— А что, уже обед? — Он посмотрел на часы. — И верно. Ладно, я потом приду.

Как он вышел, Вася повернулся к Вале.

— Ну? — напряженно спросил он.

Валя повела на него крупными глазами.

— Что же ты его не прогнала? — спросил Вася. — Священный же выходной?.. Или он не на все делишки распространяется, проклятье?

И Валя кивнула.

— Да. Сказано было, ибо не человек для субботы, но суббота для него.

— Хых! Хыхых-хи-хи-хи, — засмеялся Вася.

— Когда свалилась в яму овечка, разрешено было ее вытащить, хоть была и суббота.

— Так ты овечка, упавшая? Падшая?

— Я-а? — спросила Валя, прикладывая руки к груди.

— За волосы он тебя тащил?

Валя начала причесывать волосы.

После обеда повстречавшемуся Эдику с легкой складной металлической лестницей на плече Вася сказал, что Валя очень просила не приходить по случаю субботнего священного дня. Эдик озадаченно глядел на Васю.

— Что за чушь? — проговорил он. — Священного?..

Вася кивнул.

— Да, ради субботы.

— Погоди, — пробормотал Эдик, поглаживая округлый, тяжелый, плохо выбритый подбородок, — она что, еврейка?

Вася пожал плечами.

— Но сегодня воскресенье? — спросил с некоторым сомнением Эдик.

— Она крещеная, — сказал Вася.

— Ну и я, например, — сказал Эдик и достал золотой крестик на цепочке.

— А чего же работаешь в священный день отдыха? — спросил Вася.

Эдик вытаращил маленькие синие глазки на Васю, потом усмехнулся.

— Чего ты мне, парень, тут баки забиваешь, ну?

— Ничего не забиваю, — ответил Вася. — Помни день субботний, чтобы проводить его свято.

— Так… субботний же, — сказал Эдик.

— Суббота еврейская стала воскресеньем христианским.

— Как это?

— Да так. Как и вся библия. Как и сам господь бог. Был еврейским, стал христианским.

— Да?..

— Ну. И Христос был еврейским парнем, а стал православным. Ну и католическим, конечно. Еще и протестантским.

— Как это?.. — опешил Эдик.

— А что такого? Это же общеизвестный факт.

— Христос еврей? — спросил Эдик, прищуриваясь.

Вася в свою очередь вытаращился на Эдика и хохотнул.

— Хых-ха! Ха-ха… А кто же? Ариец?

— Чего мелешь… — пробормотал Эдик с угрозой, сдвигая брови.

— Ничего. Гитлер его и не любил, посылал в Тибет экспедиции за свастикой, зараза. Он же родился в Израиле.

— Кто?

— Иисус Христос. Звали его на самом деле Иешуа Га-Ноцри.

— Кого?

— Да Иисуса Христа. Это известно. Вы тут на ферме, конечно… Хых!.. Но вон телек есть. И в школе, наверное, где-то учились.

— Я, парень, автотранспортный колледж закончил, — сказал Эдик. — Имени Е. Г. Трубицына.

— И что, вам там не рассказывали… хотя бы про Булгакова? Да про него и в школе рассказывают.

— Да я целый сериал с женкой и тещей смотрел «Мастер и Маргарита»! — воскликнул Эдик.

— Там же и про Иешуа было.

Эдик почесал подбородок и длинно сплюнул.

— Там же звезд — куча. А еще второстепенных разных. Хрена ли упомнишь всех. Кто его играл?

— Иешуа?

— Ну.

— Не помню… Какая разница?

— Но, постой-ка. Ты говоришь, что этот… Йе… шу-а и есть Иисус? Так, что ли?

— Да.

— Тогда это же Безруков! Серега! Вот.

Довольно глядя на Васю, Эдик вынимал сигареты, закуривал. Предложил и Васе, но тот отрицательно мотнул головой.

— Безруков его и играл, — продолжал Эдик. — Но мне особенно Панкратов-Черный понравился. Классно играет… Опа! Просыпается с бодуна, а тут столик, водочка, икорка… и этот… Басилашвили собственной персоной. Дьявол. И баба, значит, Маргарита, лихо на швабре упражнялась, как в баре стриптизерши с трубой. Как она потом стекла колотила. Круть! Иногда и сам думаешь, такого бы лекарства пузыречек раздобыть да с авоськой булыганов отправиться в полет к администрации в гости. Перебить им все зеркала-окна-компьютеры.

Вася вопросительно смотрел на Эдика. Тот кивнул.

— Да, парень. Это только на первый взгляд тут все тишь да гладь да божья благодать. Боря из кожи вон лезет, крутится… Баба его Светлана… видел?