Список заветных желаний - Лори Спилман Страница 16

В участи безработного есть свои преимущества, особенно если к концу месяца тебе надо выступить в комическом жанре. Конечно, проще всего было бы украсть какую-нибудь дурацкую репризу у канала «Камеди сентрал». Но я гоню прочь подобное искушение. Мама бы этого не одобрила. Всю неделю я брожу по городу. Всякий раз, когда мне удается увидеть или услышать что-то мало-мальски забавное, я прикидываю, не выйдет ли из этого прикольная сценка. В надежде исключить или хотя бы свести к минимуму вероятность публичного провала, я часами репетирую перед зеркалом, совершенствуя неподатливый природный материал. Пока особыми достижениями, кроме темных кругов под глазами, я похвастаться не могу.

Начинаю понимать, в чем состоял мамин замысел. Посоветовав мне начать с комедийного выступления, она надеялась, что волнение и хлопоты отвлекут меня от тоски по ней. Честно говоря, эффект получился противоположным. Мама обожала посмеяться. Всякий раз, когда я вижу или слышу что-нибудь смешное, у меня возникает неодолимое желание поделиться этим с ней. Будь она жива, я позвонила бы ей и сказала: «Хочу рассказать уморительный случай».

Она бы ужасно обрадовалась. Может, захотела бы немедленно услышать, что я для нее припасла. Но, скорее всего, пригласила бы меня обедать. И, едва пригубив вино, коснулась бы моей руки и попросила:

– Ну, дорогая, выкладывай свою историю. Я ждала целый день.

Я начала бы свой рассказ, для большего эффекта подражая различным акцентам и вворачивая смешные словечки, а мама бы слушала… Даже сейчас я слышу ее мелодичный смех, вижу, как она вытирает слезы в уголках глаз.

Губы мои невольно расползаются в улыбке, и я вдруг понимаю: впервые со дня маминой смерти воспоминания о ней принесли мне радость, а не печаль.

Этого и хотела моя мама, так любившая смеяться.

Ночь перед своим выступлением я провожу без сна, изнывая от беспокойства и кошмарных предчувствий. Свет уличного фонаря проникает сквозь деревянные жалюзи и падает на грудь Эндрю. Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него. Грудь его ритмично вздымается, он тихонько посапывает в такт собственному дыханию. Мне ужасно хочется коснуться его безупречно гладкой кожи, но усилием воли я сдерживаю это желание. Руки Эндрю скрещены на плоском животе, лицо дышит безмятежностью. Подобное выражение гримеры придали лицу мамы, лежавшей в гробу.

– Эндрю, – шепчу я, – мне так страшно.

Его неподвижное тело предлагает продолжить. Или это мне только кажется?

– Завтра вечером я должна выступить в комедийном шоу. Мне ужасно хочется рассказать тебе об этом. Хочется, чтобы ты был со мной. Или хотя бы пожелал мне удачи. Когда ты рядом, я не так нервничаю. Помнишь, как накануне презентации в Милане ты висел на телефоне всю ночь, поддерживая и успокаивая меня. – Голос мой начинает дрожать. – Но если я расскажу тебе об этом выступлении, придется открыть все остальное. Рассказать про этот идиотский список. Про то, как маме вздумалось заставить меня выполнить перечисленные в нем пункты. – Я поворачиваюсь на спину и моргаю, смахивая набежавшие слезы. – Там есть совершенно нелепые цели. Ты бы никогда не внес такие в свой список.

Мне хочется сказать «Я люблю тебя», но у меня перехватывает горло. Я шепчу эти слова одними губами.

Эндрю шевелится во сне, и сердце мое замирает. Господи, неужели он все слышал? У меня вырывается тяжкий вздох. Ну а если и слышал? Что плохого в том, что человек, с которым я живу под одной крышей и сплю в одной постели, узнает, что я люблю его? Закрываю глаза, и ответ приходит сам собой, во всей своей неприглядности. Плохо тут лишь одно: я отнюдь не уверена, что в ответ он скажет то же самое.

Лежа на спине, я смотрю на трубы под потолком. Эндрю любит мой успех и мой статус. Ни того ни другого у меня больше нет. Любит ли он меня саму? Знает ли он, какова я на самом деле?

Я закидываю руки за голову. Эндрю тут ни при чем. Мама права. Я сама скрывала свое истинное «я». Позабыла о собственных мечтах и пыталась стать такой, какой меня хотел видеть Эндрю, – нетребовательной, покладистой, необременительной.

Снова поворачиваюсь к своему спящему бойфренду. Почему я с такой легкостью отказалась от жизни, о которой мечтала когда-то? Неужели мама опять права и я забыла о своих мечтах ради обреченной попытки заслужить одобрение Эндрю? Одобрение, которого так и не удостоил меня отец. Нет, это просто смешно. С тех пор как я решила, что мнение отца ничего для меня не значит, прошли годы. Так почему же я не стремилась к достижению собственных жизненных целей? Потому что цели Эндрю были иными, но я приняла их как свои? Спору нет, подобная версия свидетельствует о моем великодушии и склонности к самопожертвованию. Но надо признать, это просто откровенная лесть самой себе. Как ни печально, существует другая причина, куда менее благородная.

Я боюсь. Боюсь остаться одна. Знаю, что подобный страх говорит исключительно о моей слабости и трусости. Расставшись с Эндрю на нынешнем этапе своей жизни, я затею рискованную игру. Разумеется, я могу встретить другого мужчину. Но, учитывая, что мне уже тридцать четыре года, шансы не столь велики. Это все равно что перевести все свои сбережения из солидного банка в какой-нибудь сомнительный хедж-фонд. Можно получить огромную прибыль, но можно остаться ни с чем. Все, чего я сумела достичь, исчезнет в мгновение ока, и моя жизнь превратится в груду обломков.

В половине третьего я вылезаю из кровати, спускаюсь вниз и устраиваюсь на диване. На кофейном столике замечаю свой мобильник, подмигивающий красным огоньком. Читаю сообщение, отправленное без десяти двенадцать.