Любовь хорошей женщины - Элис Манро Страница 16

Руперт вскочил с кресла, так что оно продолжило раскачиваться, и принялся подбирать и складывать инструменты мистера Уилленса в ячейки коробки. Каждую вещицу в подходящую ячейку. Нашел на что время терять. Это был специальный футляр, выстланный красным плюшем, с углублениями для каждого предмета, и надо было разложить все по своим местам, чтобы крышка закрылась. Руперт все сложил, крышка поддалась, а потом он снова сел в кресло и стал колотить себя по коленям.

На столе лежала одна из тех скатертей, что, как говорится, ни уму ни сердцу, — сувенир, привезенный отцом и матерью Руперта из поездки на север, куда они отправились поглазеть на пятерняшек Дион ^[3]. Она содрала скатерть со стола и обернула ею голову мистера Уилленса, чтобы промокнуть розоватую слизь, ну и так им не пришлось больше на него смотреть.

А Руперт все отбивал себе колени разлапистыми ладонями. Она сказала: Руперт, нам надо его зарыть где-нибудь.

Руперт только посмотрел на нее, будто спрашивая: зачем?

Она сказала, что можно закопать его в подвале — там пол земляной.

— Заметано, — сказал Руперт, — а где мы закопаем его машину?

Она сказала, что можно загнать ее в амбар и засыпать сеном. Он сказал, что возле амбара всегда трется слишком много народу.

Тогда она подумала: «Надо его в воду спустить». И представила его в машине под водой. Будто картинку увидела. Сначала Руперт не ответил, так что она пошла на кухню, принесла воды и умыла мистера Уилленса, чтобы он ничего не заляпал. Слизь изо рта больше не сочилась. Она взяла у него из кармана ключи. Сквозь брючину она чувствовала, что его толстая ляжка все еще теплая.

— Пошевеливайся, — сказала она Руперту.

Он взял ключи.

Они подняли мистера Уилленса — она за ноги, а Руперт за голову, — весил покойник целую тонну. Он будто свинцовый был. Но когда она его несла, один его ботинок как будто лягнул ее между ног, и она подумала: «Ах ты ж, опять за свое, черт похотливый!» Даже его старая мертвая нога подбивала к ней клинья. Не то чтобы она ему позволяла, но он всегда норовил облапать ее при случае. Схватить за бедро, задрать юбку, тыча в глаз той своей штуковиной, и она не могла его остановить. И надо же было Руперту незаметно вернуться и все понять неправильно.

Через порог, кухню, крыльцо, вниз по ступеням. Нигде никого. Но день был ветреный, и первым делом ветер сорвал скатерть с лица мистера Уилленса.

Двор от дороги не просматривался — только конек крыши и окно наверху. И машина мистера Уилленса не была видна.

Руперт обдумывал, что делать дальше. Надо его в Ютландию, вода там глубокая, а колея ведет к самой воде, пусть думают, что он просто съехал с дороги и заблудился. Как будто бы свернул человек на Ютландскую дорогу, а может, уже стемнело, и он просто въехал в запруду и даже не понял, куда попал. Просто ошибся как будто бы.

Он ошибся. Мистер Уилленс несомненно допустил ошибку.

Проблема заключалась в том, что нужно было проехать по переулку и по дороге до поворота на Ютландию. Но здесь никто больше не жил, а после поворота на Ютландию дорога вела в тупик, так что всего-то около полумили нужно молиться, чтобы никого не встретить. А потом Руперт пересадит мистера Уилленса на водительское место и столкнет машину прямо с берега в воду. И концы в воду. Работенка предстояла, конечно, тяжелая, но что-что, а он — Руперт — сильный детина. И не будь он таким сильным, не случилось бы всего этого дерьма, в первую голову.

Пришлось повозиться, чтобы машина тронулась с места, потому что Руперт таких никогда не водил, но все получилось, он развернулся и поехал по переулку с мистером Уилленсом, будто бы привалившимся к его плечу. Руперт нахлобучил на голову мистера Уилленса его шляпу. Шляпа лежала на сиденье автомобиля.

Зачем он снял шляпу перед тем, как войти в дом? Не просто из вежливости, нет, а чтобы легче было тискать ее и целовать ее. Если только можно назвать это поцелуями. Прижиматься к ней, не выпуская из рук ящика с инструментами, а потом стискивать бедро и присасываться к ней слюнявым старческим ртом. Засасывать и жевать ее губы и язык и навалиться на нее, чтобы угол ящика воткнулся в нее и впечатался ей пониже спины. Ее застали врасплох, зажали в ловушку, и она не знала, как из нее выбраться. Наваливался на нее, присасываясь и слюнявя ее, и тыкался в нее, в то же время причиняя ей боль. Грязный старый скот.

Она вышла и отцепила скатерть пятерняшек от забора, куда ее сдуло ветром. Она внимательно осмотрела ступени, поискала пятна крови или другую грязь на крыльце и в кухне. Но всего несколько пятен нашлось в гостиной и у нее на туфлях. Она отскребла то, что было на полу, потом сняла и отдраила туфли. И, только отмыв все это, она заметила, что спереди вся в пятнах. Откуда они взялись? И в тот же самый миг, как она их увидела, раздался звук, от которого она приросла к месту. Она услышала шум мотора, мотора незнакомой машины. И машина приближалась по переулку.

Она глянула в окно сквозь тюлевую занавеску: да, так и есть. Машина, с виду новая, темно-зеленая. Испятнанная одежда, босиком и на мокром полу. Она отошла поглубже, где ее не было видно, но не могла придумать, куда бы спрятаться. Машина остановилась, открылась дверца, но мотор продолжал урчать. Она услышала, как дверца захлопнулась, а потом автомобиль развернулся и начал удаляться по переулку. А с крыльца послышались голоса Лоис и Сильви.

Это была машина учительницыного ухажера. Ухажер забирал учительницу из школы каждую пятницу после обеда, а сегодня как раз была пятница. Так что учительница сказала: «Давай подвезем домой этих малявок, они самые маленькие, а идти им дальше всех, и кажется, вот-вот дождь начнется».

Дождь и в самом деле начался. Он начался, когда Руперт возвращался домой вдоль берега реки. Она сказала: «Это хорошо, смоет твои следы, там, где ты столкнул ее в воду». Он сказал, что снял ботинки и ходил там в одних носках. «Значит, ты снова в своем уме», — сказала она.

Вместо того чтобы попытаться отстирать сувенирную скатерть или свою блузку, она решила сжечь их в духовке. Они ужасно воняли, и от смрада ей стало дурно. Это спровоцировало начало ее болезни. И еще краска. После того как она отмыла пол, ей все равно по-прежнему мерещились пятна, так что она взяла коричневую краску, оставшуюся после того, как Руперт покрасил ступеньки, и выкрасила весь пол в комнате. И ее затошнило оттого, что пришлось наклоняться и вдыхать краску. И еще боли в спине — боли начались именно после этого.

Выкрасив пол, она просто перестала заходить в гостиную. Но однажды она подумала, что лучше все же застелить стол какой-нибудь скатертью. Тогда все будет выглядеть почти как обычно. Если бы она этого не сделала, то ее золовка принялась бы шастать вокруг и вынюхивать: «Куда подевалась та скатерть, которую привезли мама с папой, когда ездили посмотреть на пятерняшек?» Зато если она увидит другую скатерть, то скажет только: «О, кажется, тут что-то изменилось». А непокрытый стол смотрится нелепо.