Московский Джокер - Александр Морозов Страница 16

Да, Римма и на этот раз осталась верной себе. Ведь она никогда не выражала своего приступа как-то иначе, но только так, коротко и ясно: ты нужен мне, и было в этом что-то даже не физиологическое, а прямо медицинское.

Сорвав с него всю одежду, она толкнула его на разобранное ложе и обрушилась вслед за ним, с невероятной скоростью достигнув пика возбуждения. И если бы ее сейчас мог видеть ее недавний партнер, он был бы удивлен и, может быть, даже озадачен ее страстью.

Затем она села рядом с мужем, закурила сигарету и спокойно сказала:

– Да, ты, кажется, вляпался в гребаную историю.

Петр промолчал.

– Ты хоть знаешь, кто такой Мартин?

– Кто?

– Двоюродный племянник Виктории.

– Алконавт. О чем здесь говорить?

– Нет, ты употребляешь не те слова. Но это долго, пожалуй, объяснять. А что тебя беспокоит в этой истории?

– Почти ничего. Петухову не могу дозвонится. Кэпу, который привозил и отвозил эту троицу.

– И не звони.

– О чем ты? Разве ты его знаешь?

– Нет. Зарезали твоего кэпа. До смерти или нет, не представляю. Но… в реанимации.

– Ты… откуда взяла?

– Я от знакомых сейчас. Им и сообщили. По телефону.

– Что же теперь будет, Римуля? Ведь начнется расследование.

«Ага, – подумала про себя жена, – вот я уже и Римуля. Здорово же ты струхнул, парень». Подумала, впрочем, без всякого злорадства. А муж уже вскочил на ноги, подошел к столику у окна и налил в стакан коньяку.

– Легко ведь установят, – продолжал он, – что у последнего он был у меня. А может, Римма, может… это… связано? Вдруг эти трое… Они же его и… Да ведь тогда дисциплинарное взыскание – это мелочь.

– Ах, как же ты прав, Петр Степанович Никонов. Как же ты в данном случае прав. Но не точен. Может оказаться так, что в данном конкретном деле дисциплинарное взыскание – это меньше чем мелочь. Это ничто.

– Что же будет, Римма?

– Что будет в точности, того мне знать не дано, как ты понимаешь. А предположить я могу и такое: после Мартина мы все можем быть уничтожены. Все сразу или по очереди, этого я, опять-таки, сказать тебе не могу. Ну что, не жалеешь, что женился на мне?

– …И с этого момента, – говорила Виктория по телефону Валентине, – Никонову поздно раздумывать, правильно ли он поступил, женившись на Римме. Я сама, своим идиотским поручением, сделала его настоящим, можно сказать, неотъемлемым членом семьи. Как ты не вовремя закрутила с этим… как его…

– Алексом, Виктория Николаевна.

– А, ну да. Куда же это все идет, Валечка? И когда уже мужики угомонятся? Что наши, что другие.

– Алекс как-то связан с этим делом. Он скоро должен быть у меня. Если хотите, то пусть Петр Степанович подъедет ко мне. Здесь он может поговорить с Алексом и что-то для себя выяснить. Может быть, все еще поправимо.

– Нет уж, Валентина. Хватит с нас Петров Степановичей. И все, конечно, поправимо. Кроме глупости и смерти. С этим всем пусть уж другие разбираются. А нам свое бы сохранить. А ты вот что, Валя, ты от нас-то не отбивайся.

– Этого нет, Виктория Николаевна. И быть не может.

– Ты ведь для нас как член семьи. А если что в прошлом с моей стороны неправильно было…

– Перестань, Вика. Я не слушаю.

– …то это лишь по любви. Ты не думай, что я только от испуга к тебе кинулась. Я ведь давно хотела восстановить… Чтобы все, как прежде. А ведь ты знаешь, что ты для Риммы… И почему вы так отдалились друг от дружки? Ну, Бог милостив, еще все будем живы-здоровы, пронесется-развеется, Валечка, верь старухе. А кто старое помянет… А ты бы переезжала на лето к нам. А может, и прямо сейчас? Повидайся со всеми – и к нам.

– Тьма и мрак сгустились над Эльсинором, – нараспев, внезапно повеселевшим голосом, продекламировала Валентина. – Приеду, передай Римме, чтобы ждала. Сегодня в ночь или завтра утром.