Две тайны аптекаря - Ирина Трофимова Страница 16

Первый «корпоратив» прошел как по маслу. Господин Лунц продумал всё до мелочей: цокольный этаж, дальний зал с массивной скульптурой, которой вряд ли можно было нанести ощутимый вред танцами и закусками, двоих самых надежных охранников, жадных до денег и преданных директору, и даже объявление у входа о том, что именно в этот день в музее проходят закрытые мастер-классы для молодых талантливых художников. В принципе вариант был беспроигрышным: ночных проверок в музее никогда не случалось, а вход и выход гостей предусматривался через гаражную дверь. Магнат остался чрезвычайно доволен, а личный банковский счет господина Лунца приятно пополнился.

Не прошло и недели, как появилась возможность закрепить успех: у магната был друг, банкир, крайне удовлетворенный результатами финансового года и своими сотрудниками и пожелавший для них оригинального праздника. Кто же знал, что именно этих своевольных сотрудников вдруг понесет и в другие залы… Охранники клялись, что смотрели во все глаза и предотвратили еще более крупные неприятности, но господин Лунц подозревал, что их жадность в этот раз победила преданность директору и бдительность была слегка притуплена шелестом наличных купюр, превосходивших своим номиналом обещанную прибавку к жалованью. Как бы там ни было, но в тот вечер случилась неожиданная неприятность, по масштабам равная серьезной катастрофе!

Что именно произошло — то ли драка, то ли порыв внезапных страстей, то ли просто чья-то фатальная неловкость, — выяснить так и не удалось, но наутро господин Лунц обнаружил рядом с изящным постаментом останки кентавра с птичьим ликом, выполненного когда-то молодым Пикассо в керамических мастерских Жоржа Рамье.

Удержаться на грани кратковременного, но глубокого обморока директору помогла мысль о том, что сегодня в музее выходной день и до завтра он сможет успеть принять хоть какие-то меры.

Звонить реставраторам смысла не было, это он понял сразу. Связываться со страховой компанией не могло прийти ему в голову, так как у них уже имелся один инцидент, стоивший немалых нервов. Нужна была копия, а если быть честным и назвать всё своими именами — подделка. Мерзкое слово, которое господин Лунц ненавидел в соответствии со своими должностными обязанностями. Ему требовался копировальщик. У директора музея изящных искусств была безупречная репутация и обширные связи в самых разных сферах. Предметный разговор с двумя искусствоведами и одним скупщиком краденого вывел его на нужного человека, носившего странную фамилию Кислый, профессионала высочайшего уровня и отъявленного мерзавца, знавшего себе цену. Более того, уверенного, что цену эту заплатят, так как равных ему не было, а дамоклов меч над головами его клиентов нависал, как правило, ниже некуда.

Он сразу оценил серьезность ситуации, когда у него на пороге возник лично директор музея изящных искусств, в крайне нервном состоянии беспрерывно протирающий лысину клетчатым платком. Кислый долго вел его по коридорам и проходным комнатам, убранство которых ничуть не уступало собранию музея, которым заведовал господин Лунц. Но лишних вопросов тут никто не задавал, таковы были правила игры. Он усадил директора в кресло на львиных лапах, сам же ловко пристроил свое узкое длинное туловище на готический стул и сложил на груди руки, переплетя их значительно мудреней, чем это делали обычные люди. Кислый был похож на ртуть и всё время двигался — и когда говорил, и когда молчал. Он взялся за работу, назвав космическую сумму, но спорить с ним господин Лунц не стал, слишком высоки были ставки: директор музея всё больше увязал в неприятностях, а Кислый гарантированно спасал его хотя бы от одной. В его компетенции можно было не сомневаться, но сумма, которую надо было отдать, превышала доход даже от десяти «корпоративов».

Оставив солидный задаток, господин Лунц вышел на улицу, уже зная ответ на вопрос, где же брать деньги. Надо было продать картину. Он быстро прокрутил в голове еще один вариант, предложение Кислого, который на прощанье с хитрым прищуром порекомендовал ему услуги своей жены: в узком кругу посвященных людей о ней говорили как о гениальной копировальщице живописи. Ходили слухи, что ее работы не так уж редко выставляются в частных и государственных собраниях, и отличить их от подлинника не может ни одна экспертиза. Поговаривали, что она много лет прожила за границей, училась в нескольких академиях художеств, подавала большие надежды, но вдруг увлеклась историей великого фальсификатора Ханса Ван Меегерена. Увлеклась, видимо, настолько, что спустя несколько лет окончательно перестала радовать художественный мир своими собственными работами, но именно в этот период на выставках, аукционах и в частных коллекциях вдруг стали появляться неизвестные работы великих импрессионистов и фовистов, неожиданно обнаруженные дальними наследниками или просто случайными счастливцами. Как ни старались эксперты, ни одну из этих картин они так и не смогли объявить фальшивкой.

Разумеется, господин Лунц мог бы заказать копии со своих обретенных шедевров и продать их, но весь вопрос снова упирался в деньги. За копии тоже надо было заплатить. Выбросив из головы клубок комбинаций, который только всё больше запутывался, господин Лунц заставил себя взглянуть правде в глаза и принять, наконец, решение. Продажа хотя бы одной из найденных картин разрешила бы все его проблемы. Странно, но как только он четко сказал себе, что другого пути нет, как ему стало гораздо легче. Он даже остановился, протер лысину, улыбнулся сам себе и зашагал дальше легкой походкой кудрявого, пылкого, стройного и бесконечно влюбленного человека.

Счастья хватило на восемь шагов. На девятом в кармане директора музея зазвонил телефон. Предмет его мечтаний всхлипывал в трубку и с трудом выговаривал слова. Когда слова, наконец, сложились во фразу, вся легкость господина Лунца тотчас улетучилась. Красный автомобильчик нимфы, за который господин Лунц только-только успел расплатиться, каким-то чудовищным образом и, разумеется, без какого-либо участия самой нимфы совершил наезд на черную и очень дорогую машину каких-то очень неприятных и явно очень опасных людей, которые немедленно вышли и сильно напугали нежную нимфу. Они разговаривали с ней крайне невежливо, потребовали денег, сказали, что ей не поможет ни одна страховка, и их не остановило даже то, что нимфа сказала им, что ее бойфренд — сам директор музея изящных искусств. После этих слов они сфотографировали ее на мобильный телефон и стали требовать в два раза больше. Господину Лунцу стало жарко, холодно и дурно. Он велел нимфе просто сидеть и молчать, а сам помчался к ближайшему банкомату, но на пол пути вспомнил, что оба счета он выпотрошил пару часов назад, чтобы заплатить задаток Кислому. Он полез в портфель, чтобы достать чистый платок, долго искал его, неловко придерживая открытый портфель за ручку, и ему всё время попадалось что-то не то — таблетки, ключи и какой-то странный маленький сверток. Лунц, наконец, вытащил его: это оказалось кольцо, найденное им в тайнике с картинами и заботливо завернутое в кусочек синего бархата. Думать было некогда, и директор музея изящных искусств поспешил в ближайшую антикварную лавку.