Вам сообщение - Мириам Дубини Страница 16

— Я сделала этот снимок, когда приехала в Рим, три года назад, и сегодня благодаря этой фотографии я смогу наконец осуществить мечту всей моей жизни.

Лючия вздрогнула, она была уверена, что Бахар начнет говорить об Ансельмо, расскажет их историю любви, возможно, эта фотография имела какой-то особый смысл — может, это был залог или обещание… Лючия почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Ей надо было успокоиться. Он взяла стеклянный стакан и залпом проглотила чай, обжигая язык.

— Что с тобой? — забеспокоилась Бахар.

Лючия замотала головой, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.

— Это очень красивая фотография, — вступила Эмма, пытаясь перевести разговор в нужное русло, — но почему она изменит твою жизнь сейчас, если ты сделала снимок три года назад?

Бахар опустила свои большие черные глаза, и ее губы разомкнулись в робкой улыбке:

— Это судьба.

Она взяла стакан с яблочным чаем, сжала его в руках и начала рассказывать свою историю:

— Я родилась и выросла в Стамбуле, в Турции, но всегда мечтала жить в Риме. Я хотела изучать историю искусств, живопись, скульптуру, ваша страна казалась мне идеальным местом. Я поступила в Академию художеств. У меня почти не было друзей, я плохо говорила по-итальянски и поэтому все свободное время гуляла по Риму. Во время одной из таких долгих прогулок я нашла фотоаппарат. Кто-то забыл его на скамейке в парке виллы Боргезе. Я приложила объектив к глазам — и уже больше никогда не чувствовала себя одинокой.

Девочки слушали историю Бахар, завороженные низкими вибрациями ее голоса и странным, спотыкающимся акцентом, который придавал ее словам ритм песни.

— Этот фотоаппарат стал моим попутчиком, я вникала в то, как он работает, старалась лучше узнать его, медленно, постепенно, как бывает, когда встречаешь настоящего друга. Вместе мы обошли много мест и познакомились со многими людьми. Потом однажды мы увидели, как небо над Римом почернело, и встретили эту девочку под дождем.

Бахар взяла лист поменьше и показала его Эмме. Девочка прочитала дату: месяц назад.

— «Настоящим имеем честь сообщить Вам, что присланная Вами фотография была расценена нами как неподходящая для выставки, устроенной в наших экспозиционных залах, но превосходной по технике и выбранному сюжету. В связи с этим мы бы хотели встретиться с Вами и рассмотреть весь Ваш портфолио. Пользуясь случаем, возвращаем Вам оттиск вашего произведения…»

— Что это значит? — спросила Лючия, с первого слова потеряв нить сложного послания.

— Это значит, что завтра, вместо того чтобы сесть в самолет и лететь в Стамбул, отказавшись от своей мечты, я пойду в Studio 77 на мое первое собеседование! — ликовала Бахар. — Я уже давно потеряла надежду, но именно сегодня, за день до моего отъезда, судьба преподнесла мне сюрприз. Если бы это случилось на день позже, я бы так и уехала…

— Это была не судьба, — сухо сказала Эмма.

— Не понимаю… — удивленно наклонила голову Бахар.

— Когда мы позвонили в твою дверь, мы видели юношу на велосипеде. Он оставил этот конверт перед твоей дверью и уехал.

— Его зовут Ансельмо! — не выдержала Лючия.

— Я не знаю никакого Ансельмо, — растерянно произнесла Бахар.

— Значит, он не твой жених?!

— Нет…

Лючия шумно и облегченно вздохнула. А Бахар нахмурила брови, тщетно пытаясь понять.

— Но тогда… кто он?

Бахар взяла конверт, оставшийся на столике в прихожей, и внимательно изучила его. Рядом с маркой не было почтового штемпеля. Это письмо ей никто никогда не отправлял.

Огненно-красное пятно растеклось по ногтю указательного пальца Серены. Начиная нервничать, она всегда принималась красить ногти, чтобы успокоиться. Но сегодня не помогало и это. Грета не появлялась дома весь день и не отвечала на звонки. Серена понятия не имела, где была ее дочь и когда собиралась вернуться. Наступала ночь, и она все больше тревожилась. Когда она вывела кривую дугу на мизинце, дверь наконец открылась.

— Грета?! Ты где была?! Я звонила тебе тысячу раз…

Дочь молча прошла через столовую.

— Иди сюда.

Грета продолжила свой путь.

— Нам надо поговорить.

Войдя в свою комнату, девочка поставила Мерлина рядом с кроватью и попыталась закрыть дверь.

— Ты ведь знаешь, что мне не нравится, когда ты возвращаешься так поздно и даже не предупреждаешь. Почему ты не отвечала на звонки?

— Я их не слышала. Я ездила на велосипеде.

— Весь день?

— Да.

— Мне не нравится такой ответ.

— Найди другой, получше.

Грета закрыла дверь и повернула ключ в замке.

— Грета! Не смей закрывать дверь!

Но дверь уже была закрыта.

— Грета! Открой немедленно!

Ни за что.

— Грета!

Серена тарабанила по двери ладонью. Пять раз, шесть, семь. Дочь не открывала. Мать смотрела на свою ладонь на двери, на широко расставленные пальцы, на красные ногти, с которых медленно стекал невысохший лак.

С другой стороны двери Грета слушала, как Серена продолжала отчитывать ее, крича, что она устала, что ей все приходится делать самой, что они должны помогать друг другу, а не ссориться, что с тех пор, как ушел отец, жизнь превратилась в кошмар и что так дальше продолжаться не может. Грета закрыла уши подушкой, пытаясь заглушить голос матери, и смотрела на прямоугольник неба в окне. На ее кровать медленно надвигалась тень от домов напротив, солнце плавно катилось за Змеюку. Сумрак окутывал ее уставшее тело. Девочка только теперь поняла, как долго она каталась, стараясь подавить боль, стянувшую живот. Это письмо, которое он тайком вручил прекрасной девушке, могло означать только одно. Он любит другую.

Ну а ей-то почему так больно? Между ними ничего нет. Он мог любить хоть сто прекрасных девушек — ей все равно. Ей наплевать. Ей на всех наплевать. И больше всех на него, она его даже не знает. Ей хорошо одной. Она всегда была одна, ей это очень легко. Грета наблюдала, как сумерки заполняют комнату, и когда совсем стемнело, почувствовала, что больше она не одна. В ее голове засела настойчивая мысль и не отпускала уже два дня. Ансельмо. Грета вдруг поняла, что мысль о нем больше никогда не уйдет.