Хьюстон, у нас проблема - Катажина Грохоля Страница 16

Повеселились мы с Толстым великолепно.

За китайской свинятиной он, правда, вспомнил, что у него есть дружок-полицейский, который ему рассказывал, что единственные народы, которые в Польше не умирают, – это китайцы и вьетнамцы. Что, дескать, если какого-нибудь англичанина может инфаркт хватить, какой-нибудь американец в отеле может захлебнуться в ванне собственной, какой-нибудь француз погибнет в аварии и даже какой-нибудь русский, не к ночи будь помянут, может душу Богу отдать по непонятной причине – то эти как будто бессмертные. Никогда ни одного сообщения о смерти. Ни в одной картотеке – ни одного зафиксированного случая.

Я не знал, в чем тут дело, потому что еда у них, по моему мнению, очень даже вкусная.

Он посмотрел на меня как на идиота:

– Ну как в чем тут дело?!! Они же все между собой похожи, правда?

Ну, правда. Нам они действительно кажутся все на одно лицо – так же, как и мы им.

– Ну думай, человече, думай же! Нет, не сечешь? Они умирают так же, как и все остальные, только об этом никто не знает. А по паспорту умершего тут же приезжает другой – теперь догоняешь? А что они со своими мертвыми делают – это только им одним известно…

У меня чуть кусок поперек горла не встал, к счастью, было чем запить, хотя и не самый подходящий напиток. Мы уже к тому времени выкушали пол-литра и догнались белым вином, которое я так предусмотрительно закупил для Аськи, – она приехала вместе с Бартеком около десяти часов, но не пила, а я же вино, как идиот, уже открыл.

Не могло же оно пропасть.

Бартек вручил мне диски, специально заказанные в Англии, – полное издание «Битлз», великолепно оформленное! Джери пришел с двенадцатилетним виски, которое, разумеется, необходимо было тут же попробовать, а я старался его сохранить, и это мне, насколько я помню, удалось, потому что после одиннадцати пришел Маврикий, который специально позвонил мне с поздравлениями, чтобы я подумал, что он не придет, а он пришел и принес бутылку коньяка.

* * *

Маврикий, Толстый, Джери, я и еще трое наших однокашников во время учебы организовали элитарное «Хреновое братство». Чтобы вступить в это братство, нужно было заручиться симпатией 1) моей и Джери, 2)

Джери и Толстого, 3) моей, Джери, Толстого и Маврикия. А еще надо было снять фильм, который требовал бы от каждого из нас чего-то большего, чем просто наблюдения за окружающим миром.

Толстый, например, буквально рискуя жизнью, снял еще в студенчестве фильм о проститутках с Катовицкой, который у него довольно решительно изъяли хозяева этих проституток прямо из монтажной на Хельмской, а жаль, потому что это был самый лучший документальный фильм на эту тему, который мы когда-либо видели, а материалы мы отсмотрели еще до монтажа!

Тогда пришел мужик с шеей минимум полтора метра в обхвате, а вернее – пришла шея, к которой был прилеплен мужик, и сказал мрачно:

– Хрена ли, братцы.

Потом взял, что хотел, и удалился.

Мы тогда и решили, что это отличное название для нашей компании. «Хреновое братство».

Джери завербовался на два месяца служить в полицию только для того, чтобы снять двадцатиминутный фильм, который, ясное дело, показывать было нигде нельзя, но мы оценили его весьма высоко.

Маврикий устроился в дом престарелых и снял совершенно гениальный фильм о старости, гениальнее я не видел, хотя, к сожалению, фильм обрывался на половине, потому что он перегонял его на шестнадцатимиллиметровку и случайно опрокинул на пленку сок.

Потом я сделал свою знаменитую «Липу».

Мы держались вместе, потом к нам присоединились ненадолго Тадек, Михал и Збыня, но потом Тадек уехал в Штаты и там нанялся в модельное агентство, а Михал допился почти до смерти, до нас дошли слухи, что нужно сорок тысяч, чтобы выкупить его из Главного Списка Обреченных, мы даже ездили к нему, пытались его спасать, но контакта с ним уже не было, только вода, вода и так называемое контролируемое пьянство. У него была женщина, но невооруженным глазом было видно, что он больше интересуется ее дочерью, причем не как отчим, я даже что-то пытался сказать об этом его женщине, но она не хотела ничего слышать и знать. Мы исключили его из «Братства».

А Збыня продолжает работать по профессии, но не хочет нас знать. Он пристроился к телесериалам, пять лет делает неплохие деньги, и друзья ему не нужны. Он построил себе дом в Константине и ударился в меценатство – основал музей современного искусства, говорят – лучший в мире.

* * *

Мы сидели до двух часов, хотя, когда пришли Бартек и Аська, я уж думал, что больше не выдержу.

Они вытащили какое-то фото и подсунули мне.

На переднем плане какие-то пятна, на втором плане – какие-то пятна, на третьем – пятнышки.

– Она чудесная, да? – Аська глаз не сводила с этого непонятно чего.

Кто она? Где она? Пятна как пятна. Обычные пятна. Не знаю, может, и чудесные. Пятнистые такие.

– Это Зося!

А-а-а-а-а, значит, это ребенок. Зигота, которая мне звонила. Видимо, уже такая традиция возникла, что на мой день рождения кто-то должен притащить какие-нибудь фотографии. Хотя бы ультразвуковые.

– Вот это? – я постучал по фото, пытаясь быть вежливым.

– Ну ты что! Вот! – Бартек тыкнул пальцем куда-то вбок, в размытое пятно рядом с моим. – Чудо! Вот, вот эта фасолька! У нас пять недель, представляешь?!!

– Шесть, – поправила Аська и сложила руки на животе так, будто была на девятом месяце беременности.

– Но врач сказала, что… – попытался возразить Бартек.

– Врач может ошибиться, а мать никогда, – заявила Аська, и Бартек пристыженно смолк.

Неужели это начинается так рано? На пятой неделе?

* * *

Мир интересно устроен.

Люди добрые, спасите-помогите.

По сравнению с этими размазанными пятнами альбомчик моей матери казался мне теперь забавным недоразумением. Хотя… когда я вспоминал «а вот мой Букашка с трусиками на голове!» – мне самому хотелось стать зиготой, особенно на людях. А тут пятна, пятнышки и фасольки, фасолька с отростками, пятно с ножками, что-то вроде кляксы. Темные, кстати.

А может быть, на самом деле отец ребенка – Джордж, с которым Аська дружит, когда-то негр, а теперь афро-американец? Классный парень, профессор из Миннесоты – они там профессорами становятся уже в тридцать лет, это у нас тебе сначала должно исполниться шестьдесят, чтобы тебе позволили на это звание претендовать. Потому что это гарантия, что мужик уже никуда не денется.

А там нет, там знаний хватает. Такая уж страна.

* * *

– Такая сладкая, правда?

– Сладкая?!!

– Я чувствую, что это девочка, – сказала совершенно серьезно Аська и погладила себя по абсолютно плоскому животу. – Мать всегда чувствует.