Чернокнижники - Клаас Хейзинг Страница 16
Чернокнижники - Клаас Хейзинг читать онлайн бесплатно
Впервые пройдясь по ее крепко сбитому телу, Тиниус возопил, но не от страсти, а от тоски. Все еще под влиянием воспоминаний о былом, он уже во время второй прогулки решил процитировать парочку виршей. А она по простоте душевной расхохоталась здоровым крестьянским смехом, чем совершенно сбила с толку Тиниуса. С тех пор идиллические прогулки в этом дебелом раю, годившемся разве что для всяких там лесничих, предпринимались лишь в редкую стежку. Чтобы подчеркнуть разделявшее их расстояние, он, отчасти оскорбленный, отчасти из высокомерия, перебрался на верхний этаж. Она же со своими пышущими здоровьем и посему шумными мальчуганами и вечно кашлявшей и недомогавшей Кристианой Августой Генриеттой оставалась на нижнем. И Тиниус по почти отвесной лестнице каждое утро отправлялся наверх, оставляя внизу докуку земного притяжения. Весь второй этаж пасторского обиталища был отведен под его утопические исследовательские проекты.
Состояние Оттилии Марии было хоть и не совсем под стать ее пышущему силой и здоровьем лицу, но все же значительным. Тиниус, решив не повторять ошибки первого брака, тут же разделался со всеми долгоиграющими долгами. А с тем, что осталось, поступил воистину великодушно. Раз в месяц он отправлялся в поездку. Объезжать своих (в известном смысле действительно своих) книготорговцев. Закупать самые последние каталоги. Тиниус регулярно посещал все книжные аукционы. По возвращении домой его сыновьям (к великому счастью, сильным и здоровым) дозволялось занести тяжеленные кофры наверх. Но просим там не задерживаться, так что пожалуйте вниз, к себе. А на следующее утро в доме раздавался стук молотка. Тиниус опять столярничает, подшучивали соседи, странные нравы этого дома уже давно стали предметом пересудов и подтруниваний. Оттилия (Тиниус наотрез отказывался величать ее по-домашнему Отти) пыталась протестовать. Однако договориться с ним было невозможно. Вернее, требовался еще один человек, чтобы вразумить его. Ваше дело, лесничие, вырастить лес, его мы пустим на бумагу и полки, чтобы запечатлевать и хранить наши стихосложения и умствования. Одна из дерзновенных тиниусовских теорий. В глубине души смирившаяся с мыслью о том, что в конце концов и самые толстые деревья повалят и пустят на дрова, однако так полностью и не отдавая себе отчета в этом, Оттилия нередко не в духе вновь возвращалась к своему расколотому надвое хозяйству. Полностью сознавая статус-кво. И когда Тиниус в одну из ночей вознамерился улечься на нее, чтобы опорожнить неиссякшее, супруга с презрением сунула ему книгу, угрожающе добавив, что, мол, если ему так приспичило, то пусть имеет дело с книжкой. Что Тиниус впоследствии и делал.
«Все так и было? — спросил он по-английски. — И ничего в этой истории не выдумано?» — «Да, — ответила Юдит, — именно так все и было».
Петер Хандке
14 мая Фальк Райнхольд распрощался со своей подружкой. Уже давно их любовь покрывал ковер плесени. И при этом оба — книготорговка, на пять лет старше Фалька, и он сам, рано сформировавшийся книжный червь, — казалось, довольно успешно скрывали друг от друга свои чувства. Но еще до того, как ему уехать из своего родного городка (помните Германа Лёнса? Тогда вам должна быть понятна распутная чувственность жителей этого края пустошей), дата распада уже подступила вплотную. На вокзале в день его отъезда прошлое вздымалось подобно фольге на пластиковой упаковке протухшего йогурта. А она была недурна собой. Что называется, красавица. И неглупа. Что называется, умница. И эротична. Что называется, сексапильная. Именно в этом и заключалась главная проблема. Она постоянно нацепляла на себя моднейшие тряпки. Пичкала себя самыми последними текстовками, подбирая их где только можно. Захлопывая книжку или журнал, она походила на героиню Ингеборг Бахман. Или поступала злобно, как Йелинек. Напяливая на себя другой текст, она просто-напросто писала его поверх старого, и тот бледно просвечивал.
К тому же эти непрерывные потуги на великосветский блеск. От комфортных сандалий с супинатором к открытым туфлям на высоком каблуке? От полукомбинезона к изысканным нейлоновым нарядам? От мешковатых безгрудых свитеров к более чем откровенным декольте? Для нее это был лишь вопрос самовнушения. (Пожалуйста, не спрашивайте, как это действует.) Медового оттенка волосы, короткая стрижка «а-ля паж», завивка. Всегда стильная. Всегда ожившая цитата из «Бригитты», «Подружки», «Для нее». Всегда ходячая вырезка из «Космополитен». Фальк Райнхольд читал в ней будто в дайджесте по вопросам культуры. С все убывающим интересом.
Еще раньше, в своем родном городке, расставаясь с ней утром, Фальк уже не рассчитывал увидеть ее вечером в том же одеянии. Временами он чуть ли не со страхом открывал дверь в ее жилище. Неужели эта особа в черном блестящем костюме, с вытравленными перекисью волосами, с сигаретой — а с каких это пор она закурила? — стоявшая у окна в позе, заимствованной с рекламы «Кампари», и есть его подружка? Лишь красный сигнальный огонь ее туфель на высоком каблуке, которые они приобретали вместе, когда поход за ними вылился в целую одиссею по обувным лавкам, вселял в него подобие уверенности, позволяя избрать доверительный тон: Лотта. Не называй меня Лотта, да, Лотта, хоть разок скажи — Лиза.
И тембр ее голоса, и вообще окружавшие ее шумы, все пребывало в постоянном изменении. Топот ее каблучков не зависел от ее настроения, а всегда от того, насколько он дополнял ее утонченность. Если она входила в магазин, то непременно шла размашистой походкой уверенной в себе и удачливой дамы. И на самом деле, едва заслышав этот ритм, пребывавший в вялости и заторможенности персонал будто оживал, анемичные физиономии обретали живость, ее брались обслужить с той учтивой доброжелательностью, которой и ожидать не приходилось.
Теперь, когда виделись они все реже и реже, он тайком искал родинку на шее, которую она, заметив его повышенный интерес к ней, решила замазать тонирующим кремом. В последнее время она взяла в привычку, сидя против Фалька в ресторане, закидывать ногу на ногу, чтобы ее ноги при трении друг о друга издавали стрекочущий звук, мгновенно сбивавший с толку Фалька и заставлявший его прервать очередной монолог. Зато быстро отвыкла шумно снимать туфли под столом. И Фальк даже перепугался, заслышав этот полузабытый специфический звук.
И когда она на прошлой неделе в постели (наверняка вы мне не верите, мол, Фальк Райнхольд, такой весь из себя интеллектуал, и станет забавляться эротической литературой? Ошибаетесь. Ошибаетесь. Фальк Райнхольд раньше просто обожал перелистывать книги на эту тему и забираться внутрь их. Проглатывал их десятками и все не мог насытиться. Раскладывал на слоги темный шрифт ее подмышек — которые она ни с того ни с сего надумала выбривать, — выписывал мягкие сопряжения линий ее груди — которые теперь возвышались, до жути напоминая ему барочный стиль, — и расшифровывал размытый шрифт изгибов ее коленей, казавшийся напечатанным на лазерном принтере в экономичном режиме)… Так вот, когда она на той неделе привязала Фалька шелковым шарфиком к стойке кровати, он не мог понять — потел он больше со страху, нежели от страсти, — полагаться ли ему на свои основные инстинкты. Доведет ли она эту явно заимствованную откуда-то игру до кровавого завершения? (Временная форма повествования этой истории указывает на бескровное завершение.)
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии