Отель "Ирис" - Еко Огава Страница 16

Мне становилось все труднее увиливать от работы. Не могла же я бесконечно ссылаться на «богатую старую даму». Да и мать теперь не так уж воодушевлялась при слове «богатая», как вначале. Когда она поняла, что не получает от этого никакой реальной выгоды, несуществующая «старуха» превратилась для нее просто в обузу.

– Что заставляет тебя заниматься этой старухой? Много тебе от нее пользы? Похоже, она просит тебя приходить лишь для того, чтобы разгонять ей скуку. А у меня из-за этого, между прочим, начались неприятности: ведь сейчас в отеле особенно много работы. Лучше бы старуха от тебя отстала.

Об отпуске не приходилось даже и мечтать, потому что «Ирис» работал круглый год. Когда я сидела за стойкой регистрации, мать ругала меня, даже если я просто выходила купить мороженого.

– Из-за такой ерунды можно потерять клиента, – укоряла она меня, отбирала тающее мороженое и выбрасывала его в мусорное ведро. Чтобы выйти из дома, важно было выбрать правильный момент, то есть такой, когда мать была в хорошем настроении, и вежливо отпроситься. Главное – не нарушить ее распорядок дня. Мама в первую очередь думала о своих собственных интересах, даже если речь шла просто о том, чтобы посидеть в баре с подругами по студии танцев.

Впрочем, до последнего времени мне и некуда было особо выходить из дома. Разве что посмотреть футбольный матч, вернуть взятую напрокат видеокассету или купить гигиенические прокладки.

Но сейчас все изменилось. Я была готова пойти даже на грязную ложь ради того, чтобы сдержать данное переводчику обещание.

– У меня болит зуб.

Я решила прибегнуть к этой лжи во время завтрака, в присутствии нашей служанки. Мне казалось, что при ней все пройдет более гладко.

– Можно мне пойти к зубному?

– Какой у тебя зуб болит?

– Правый коренной.

– И сильно болит?

– Ужасно.

– Достаточно пожевать листья хоиттуинии, и все пройдет.

– Такой примитивный способ лечения не поможет. Мне кажется, что от боли у меня разваливается подбородок.

– Завтра будет в парке праздник. Все номера в отеле заказаны семейными парами с детьми. Самое неподходящее время для зубной боли. Что же делать?

Мать продолжала сокрушаться. Я жевала бутерброд с огурцом на левой стороне челюсти. Наша уборщица разом запихнула в рот двойной сэндвич и запила его пивом. Она не сказала ни слова по поводу моего визита к зубному. Чтобы не встречаться со мной глазами, она смотрела на рассыпанные по скатерти хлебные крошки.

– Извините, если вас расстроила, – сказала я ей.

– Ах, – вздохнула уборщица, всяко давая мне понять, что она не в духе.

– Кстати, недавно я видела у вас симпатичную шкатулку, отделанную бисером. Не могли бы вы мне ее показать? – спросила я. Я сказала это, чтобы уборщица поняла: наше соглашение остается в силе.

Она залпом выпила свое пиво и бросила банку в мусорный ящик. Та упала со страшным шумом.

– При себе шкатулки у меня нет.

– Очень жаль.

Я взяла бутерброд и съела только лежавший на нем сыр. Уборщица закурила, а мать громко рыгнула.

Из-за плохой вентиляции в кухне было душно. Стоявший на холодильнике вентилятор гонял только тепловатый воздух. Все постояльцы были на пляже, и в опустевшем отеле особенно отчетливо слышался неприятный треск цикад во дворе. Солнце посылало свои лучи на спину юноши, играющего на арфе, отчего он выглядел еще более удрученным, чем обычно.

В тот вечер у стойки регистрации случился небольшой инцидент. Один из постояльцев, вернувшись в отель, спьяну погладил мою грудь.

– Не смейте! У вас липкие руки!

Постоялец противно захохотал.

Какое-то мгновение я даже не понимала, что он делает. Он собирался положить ключ на стойку, и вдруг его рука потянулась к моей груди. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл этого жеста. Боже, до чего же мне вдруг стало противно.

Я бросила ключ и заорала. Потом несколько раз потерла грудь, словно пытаясь стереть следы пальцев пьяного постояльца. Видя это, он захохотал еще сильней.