Итальянка - Айрис Мердок Страница 16

У меня самого никогда не было чего-то хотя бы отдаленно напоминающего совершенные физические отношения с женщиной, но я не собирался говорить Отто об этом.

— И это… чертовски хорошо?

— Это чудо. Оно полностью изменило меня. Изменило все мое тело. Я знаю, что выгляжу, как гибель «Вечерней звезды», [19]но изнутри весь свечусь, словно у меня тело ангела. В то время как с Изабель… ну, Изабель всегда давала мне понять, что я омерзителен. С ней я и впрямь был омерзителен, я был свиньей, ощущал себя грязным. А с Эльзой — и сам я, и все, что я делаю, прекрасно. Ах, я не могу объяснить. Но…

— Но ты чувствуешь вину?

— Ну, наверное… — неуверенно произнес Отто. — В конце концов, мы пуритане.

Он допил виски и забарахтался в соломе, пытаясь достать бутылку. Я помог ему завладеть ею.

— Страсть сама себя оправдывает. На первых порах не было времени для вины, не было места для подобной мысли. И я сделал ее такой счастливой! Я каждый день на коленях благодарил судьбу. Все казалось таким правильным, таким человеческим. Но когда Лидия тяжело заболела…

— Стало мучительнее… обманывать?

— Не только это. Ведь вначале я охотно всех обманывал. Нет, это было глубже. Я не мог заниматься любовью, когда Лидия умирает. Я как будто желал отречься от собственного тела. Ужасная, физическая мука. Ах, Эд, тебе повезло, что ты не видел, как Лидия умирает. Знаешь, она не хотела умирать.

Я предпочитал не думать об этом.

— И ты попытался порвать?

— С Эльзой? Да. И дело не только в Лидии. Конечно, я до смерти боялся, как бы Флора не узнала, ведь это могло причинить ей ужасный вред. Но, как ни странно, я думал и об Изабель. Я знаю, что нам с Изабель не надо было жениться, мы настолько не подходим друг другу, насколько два человека вообще могут не подходить. Но Изабель в некотором роде всегда со мной. В ней есть свое мужественное достоинство. Не знаю, понимаешь ли ты меня. Лидия была для нее сущим адом. Поэтому все стало таким запутанным, и если задуматься о будущем, то будущего здесь нет.

— Ты не думал жениться на Эльзе?

— О боже, нет! — взвился Отто. — Я хочу быть с Эльзой просто так. И это не одна лишь похоть, это хорошо, это прекрасно для нас обоих, это что-то настоящее. Секс всегда представлялся мне чем-то неправильным, но только не с ней. Мне кажется, я на верном пути, впервые в жизни я нашел настоящее. С сотней неправд внутри я женился на Изабель, и с тех пор все стало еще хуже. Моя связь с Эльзой — словно искупление, чудесное возвращение к началу. Но, видишь ли, эта связь ни к чему не ведет, она обречена. Для нее нет места, я не могу ее продолжать, она не вечна, она должна иметь начало, середину и конец. Мне некуда идти с Эльзой, перед нами нет пути. И, едва поняв это, я почувствовал, что должен все прекратить. Наверное, ты считаешь, что я просто оправдываю свое скотство…

Ничего подобного я не считал. Мне казалось, я знаю, что Отто называет «настоящим». Сам я никогда ни в чем напрямую связанном с сексом даже близко не подходил к этому настоящему.

— Нет-нет. Я все понимаю: как только ты четко уяснил себе, что у этого нет будущего… В конце концов, такое не может продолжаться…

Мне было ужасно жаль Отто, и я был благодарен ему за откровенный разговор.

— И все же пойми, — продолжал Отто, — как я могу ее оставить, как я могу? Это необходимо и в то же время совершенно невозможно. Весной я пытался порвать с ней, да что там говорить, я порвал с ней. Но так ничего ей толком и не объяснил. Она вроде как смирилась, потому что считала, что это временно и только из-за Лидии. Но теперь… я не могу объявить ей, что она должна уйти, не могу. И вот уже все начинает портиться. Время невинности прошло. Тем не менее с каждым днем эта связь, цепь, этот механизм становится сильнее. Боюсь, что Эльза начинает чувствовать себя моим пороком и даже становится им.

— Мечтательная Ева Жильбера…

— Да, я ведь говорил об этом, верно? Это ее я имел в виду, Эльзу. Знаю, она невинное существо, и говорю это, хотя прекрасно осведомлен, чем она занималась до нашей встречи. Она невинна — и все же порой представляется мне воплощением чистого зла. Прости, это звучит ненормально. Я понимаю, конечно, что проецирую на нее мое собственное зло. Но она кажется мне демоном. «До пояса они — богов наследье…» [20]Я уверен, это как-то связано с моим собственным страхом перед сексом и моим собственным подлинным скотством, но есть мгновения, когда я готов убить ее.

Отто трясло, глаза его вылезли из орбит, челюсть дрожала. Его рот вел себя на лице как живой зверек. Не без усилий мой брат принял в соломе сидячее положение, облив куртку виски.

Я беспокоился о нем и из-за него. Боялся, что он прямо сейчас может сорваться самым ужасным образом. Поэтому я заговорил намеренно спокойно:

— Она правда так крепко привязана к тебе? Когда ты говоришь, что не можешь оставить ее…

— О да, она меня любит, — ответил Отто. — Думаю, я первое существо, которое она полюбила по-настоящему. Возможно, она способна любить лишь калибанов. [21]Я для нее и отец, и брат, и сын, и любовник. Но это еще не все. Я ужасно жалею ее. И это почему-то не позволяет мне покинуть ее. Что с ней станется? К тому же я не выношу ее слез, они нестерпимы. Я словно сострадаю в ее лице всем скорбям мира.

— Ты можешь сострадать им в чьем угодно лице, — нетерпеливо возразил я. — Ты жалеешь ее… и все же она — твой порок?

— Знаешь, это все тесно связано, — сказал Отто. — Скорбь, уход, смятение, грех. Я не могу достичь ее высот отчаяния, поскольку презираю ее, когда жалею. Думаю, и тут дело тоже во мне. Я чувствую себя жертвой, растяпой и грешником одновременно. Ах, если б только все это разделить! Вот что я имел в виду, когда говорил об отказе от выпивки.

— Чтобы страдать, но в чистом виде, без утешения?

— Да, страдать как животное. Это было бы божественно. Но невозможно. «Кто согласился бы средь горших мук, терпя стократ несноснейшую боль, мышление утратить, променять сознание, способное постичь, измерить вечность…» [22]Утратить мышление, способное постичь вечность, — вот в чем беда. Это падший ангел сказал.

— Полагаю, правильнее было бы страдать подобно непадшему ангелу. Но возможно, ты и прав: в нашем воображении животное страдание наиболее близко к подлинному. Однако ты рассуждаешь как метафизик, Отто. Думай о ней проще. Она немного… странная, ты согласен?