Нексус - Генри Миллер Страница 16

Мона пришла в восторг и по-матерински хвалила меня за то, что я так спокойно сидел и примерно вел себя со Стасей. Она всегда верила, что, узнав друг друга, мы непременно подружимся. И далее — в таком же духе.

Она была так счастлива и возбуждена, что, ища сигареты, увлеклась и случайно высыпала на стол содержимое своей сумки. Среди прочего я увидел давешнее письмо. К удивлению Моны, я поднял письмо и вручил ей, даже не попытавшись заглянуть в него.

— Почему ты не дашь Вэлу его прочесть? — спросила Стася.

— Дам, но только не сейчас, — ответила Мона. — Не хочу омрачать этот замечательный вечер.

— Там нет ничего такого, чего следовало бы стыдиться, — настаивала Стася.

— Знаю, — сказала Мона.

— Забудьте о нем, — вмешался я. — Мне уже не интересно.

— Какие же вы оба замечательные! Вас нельзя не любить! Я так люблю вас обоих!

На этот бурный взрыв эмоций Стася отреагировала несколько демонически, задав лукавый вопрос:

— А кого ты любишь все-таки больше?

Мона ни секунды не колебалась:

— Мне кажется, я не могу кого-то любить больше. Я люблю вас обоих. Любовь к одному не имеет ничего общего с любовью к другому. Чем больше я люблю тебя, Вэл, тем дороже мне становится Стася.

— Вот тебе и ответ, — сказала Стася, снова берясь за кисть и возобновляя работу над портретом.

Воцарилось молчание, которое вскоре нарушила Мона:

— О чем вы здесь говорили, пока меня не было?

— Конечно, о тебе, — невозмутимо отозвалась Стася. — Правда, Вэл?

— Да, и пришли к заключению, что ты восхитительное создание. Только не понимаем, почему тебе так нравится играть с нами в прятки?

Мона мгновенно ощетинилась:

— В какие прятки? О чем ты?

— Давайте сейчас не будем об этом, — проговорила Стася, вовсю работая кистью. — Но в скором времени нам надо сесть вместе за стол и во всем разобраться. Ты согласна? — И, повернувшись, она пристально посмотрела Моне в глаза.

— У меня нет возражений, — ледяным тоном ответила Мона.

— Что я говорила! Она уже обиделась, — сказала Стася.

— Она ничего не поняла.

Снова вспышка гнева.

— Чего я не поняла? В чем дело? К чему вы клоните?

— Во время твоего отсутствия мы мало говорили, — прервал я возмущенный поток ее речи. — В основном обсуждали правду и правдивость… Как ты знаешь, Стася — очень правдивый человек.

Быстрая улыбка пробежала по губам Моны. Она собиралась что-то сказать, но я не дал.

— Волноваться нечего. Мы не собираемся устраивать тебе перекрестный допрос.

— Только хотим знать, насколько ты честна с нами, — прибавила Стася.

— Из ваших слов можно заключить, что я веду какую-то игру.

— Вот именно, — сказала Стася.

— Ясно! Стоит на несколько минут оставить вас одних, и нож в спину обеспечен. Чем я заслужила такое отношение?

Тут я отключился. В моих ушах продолжала звучать последняя фраза — чем я заслужила такое отношение! Эти слова в минуты отчаяния любила повторять моя мать. При этом она откидывала назад голову, как бы обращаясь к Всевышнему. Когда я ребенком впервые услышал их, они наполнили меня ужасом и отвращением. Такая сильная реакция была скорее на тон голоса, чем на сами слова. Какое самодовольство! Какая жалость к себе! Как если бы Бог избрал ее — из всех, и теперь за это приходилось платить.

Услышав от Моны ту же фразу, я почувствовал, что земля разверзлась у меня под ногами. «Сам виноват», — сказал я себе. Вопросом, в чем именно виноват, я не задавался. Виноват — и все.

Иногда днем к нам залетал Барли, уединялся со Стасей в ее комнатке, откладывал несколько яичек (стихотворений) и упархивал. Каждый раз во время его визита по квартире разносились странные звуки — какие-то животные вопли, в них соединялись ужас и экстаз. Будто забрел бродячий кот.

Как-то зашел Ульрик, но атмосфера нашего общежития показалась ему настолько гнетущей, что было ясно: повторного визита не будет. Он, видимо, считал, что я вступил в новую жизненную фазу, и его отношение к моим обстоятельствам кратко сводилось к следующему: вот вынырнешь из туннеля, тогда и встретимся! Будучи человеком сдержанным, он никак не проявил своего отношения к воцарению в доме Стаси. Только кратко заметил: «Странная личность!»

Продолжая заново завоевывать любимую, я купил билеты в театр. Договорились встретиться перед спектаклем. Наступил вечер. Я терпеливо ждал целых полчаса после поднятия занавеса, но Мона так и не появилась. Я стоял, как школьник, с букетиком фиалок. Случайно поймав в стекле витрины свое отражение с цветами в руке, я понял, что выгляжу идиотом, бросил фиалки и ушел. Поворачивая за угол, оглянулся и увидел, как юная девушка подняла цветы, поднесла к лицу и, глубоко вдохнув аромат, снова бросила на тротуар.

Приближаясь к дому, я заметил, что наши окна ярко освещены. Озадаченный доносившимся изнутри громким пением, я постоял немного под дверью. У меня мелькнула мысль, что дамы принимают гостей. Но нет, они были одни, и настроение у них было самое приподнятое.

Песня, которую они во весь голос распевали, называлась «Позволь назвать тебя любимой».

— Давайте споем еще раз, — сказал я, входя в комнату.

И мы снова запели — на этот раз втроем.

«Позволь назвать тебя любимой, я от тебя без ума…»

Мы спели еще и еще. На третий раз я поднял руку, призывая к молчанию.

— Где ты была? — рявкнул я.

— Где я была? — удивилась Мона. — Конечно, здесь.

— А как же наша встреча?

— Я думала, ты пошутил.

— Ах вот как! — И я что есть силы залепил ей пощечину. Врезал что надо. — В следующий раз, милая леди, придется тащить вас за волосы.

Я уселся за кухонный стол, продолжая смотреть на женщин. Мой гнев утих.

— Прости, погорячился, — сказал я, снимая шляпу. — Что-то вы сегодня развеселились. Что случилось?

Вместо ответа женщины взяли меня под руки и отвели в дальний угол, где стояли хозяйственные тазы.

— Вот смотри! — И Мона указала на гору продуктов. — Надо было остаться дома и ждать, когда все привезут. Тебя я не успевала предупредить. Потому и не пришла. — Порывшись, она извлекла из этой свалки бутылку «Бенедиктина». Стася тем временем нашла там же баночку икры и печенье.

Я не стал интересоваться, откуда это богатство. Со временем сами расскажут.

— А вино там есть? — спросил я.

— Вино? Конечно. Что ты предпочитаешь — бордо, рейнвейн, мозельское, кьянти, бургундское?

Мы открыли бутылку рейнского вина, банку лососины и коробку английского сухого печенья — самого лучшего. И уселись за кухонный стол.