Летний сад - Дмитрий Вересов Страница 16

Мама вскинула руки, и рассыпавшийся букет полевых цветов, подхваченный бризом, жертвенно планировал к бурлящему внизу прибою. Мама смеялась, дедушка скупо улыбался в усы.

– В странное время мы живем, Кэролайн.

– Почему же – странное? Солнце, вереск, море. Твоя дочь, моя дочь – все, как и тысячи лет назад, только вот, – она звонко рассмеялась, погладила конскую морду, – Элиас здесь получается лишний. Но он же не обидится на меня, правда, Джейн? – и она заговорщицки подмигнула.

– Странное, потому что нелепое. Разведчики работают по расписанию, на выходные уезжают погостить к родным. Чего доброго, и визитки начнут печатать: «X-Y, резидент». А, как ты думаешь?

– Пап, – мама подбежала к дедушке и обняла его.

– От тебя пахнет лошадью!

– Не самый противный запах, дорогой. Что же касается моих мыслей, то скажу тебе честно – времена Лоуренса Аравийского прошли и не вернутся. Женщины и разведка – более эффективное сочетание. Для нас холодная война, религиозный экстремизм или великий Мао – в первую очередь угроза нашим детям.

– С тобой бесполезно разговаривать серьезно, Кэролайн, – дедушка нахмурился.

– Смотря какую тему для разговора вы изберете, сэр Огастес!

– Ладно, оставим это. Когда ты возвращаешься в Бейрут?

– Хочу недельку побыть у тебя, пообщаться с Джейн, но ты же знаешь, сейчас там такая обстановка!

– Знаю, знаю, может, и лучше тебя знаю. Но не кажется ли вам, красивая леди, что вы слишком много внимания уделяете своему старому отцу, в то время как маленькая Джейн жаждет материнского общества?

– Папа! – мама смутилась.

Вот такой ее и запомнила Джейн навсегда – с заигранными морским ветром волосами, со смущенной улыбкой на загорелом лице. Запомнила слово в слово и странный разговор, что вели мама и дед.

* * *

Участницей операции «Рейли» Джейн Болтон стала не случайно. Руководство, прекрасно осведомленное о ее родословной, предложило внучке сподвижника знаменитого сэра Сиднея поработать в Ленинграде. Город хорошо помнил ее отважного деда, катер которого не раз пытались взять в вилку крепостные пушки Кронштадта в далекие двадцатые годы.

Джейн, внутренне насмехаясь над проникновенно-романтическими интонациями руководства, согласилась.

Согласилась и не пожалела.

Она побывала во многих знаменитых городах Европы. Конечно же – в Лондоне, а также в Париже, Риме, Мадриде и Барселоне, даже в Праге и Будапеште, но нигде она не встречала таких гармоничных сочетаний разных сторон жизни большого города, как здесь, на берегах Невы.

Ленинград, большой портовый город, но на удивление – чистый. Ее поражала чистота Невы и городских каналов. Первые недели она даже не верила, что в непосредственной близости от дворцов и памятников швартуются, разгружаются и даже строятся самые настоящие корабли! И все это несмотря на тысячи промышленных предприятий и несколько миллионов горожан.

Жители города, вопреки общепринятому западному мнению, совершенно не походили на «белых китайцев», в страхе шарахающихся от бесконечных кортежей из «черных воронов». Ленинградцы были аккуратно одеты, общительны, но не навязчивы. В этом городе практически любому прохожему можно было задать вопрос по истории культуры бывшей столицы империи и услышать обстоятельный, даже развернутый ответ. Джейн много гуляла по городу, часто бывала в самых «проходных» местах. Два обстоятельства поражали ее больше всего, она никак не могла к ним привыкнуть. Это – транспортное движение в городе, лишенное пробок и заторов, возможность спокойно передвигаться без проблем в любое время суток среди подчеркнуто корректных ленинградских водителей и – видит Бог, Джейн совсем не была расисткой – монолитно-белое население ярко выраженного европейского типа.

«Вы попали в настоящий рай, леди Джейн!» – часто думала англичанка, бродя погожими сумерками среди величественных декораций ленинградской архитектуры.

Уставшая после многочасовых прогулок, Джейн принимала контрастный душ и мгновенно засыпала. Чуть влажное полотно постельного белья напоминало о родном доме и детстве, отчего все сны, которые она видела в Ленинграде, были в легкой, жемчужно-серой дымке светлой грусти.

* * *

Арчибальд Сэсил Кроу, им, Фаррагутам, седьмая вода на киселе. Похожий на всех героев детских песенок сразу – и на обжору Барабека, и на Шалтая-Болтая, – он вызывал улыбку у любого, кто видел его впервые. Только немногие посвященные, даже в руководящих структурах МИ-5, знали, что этот благодушный толстяк, прячущий за темными линзами очков изумрудно-зеленые глаза чеширского кота, – главный разработчик вербовочных операций за «железным занавесом».

– Дедушка по-прежнему плох, Джейн?

– Если слушать врачей, то определенно – да.

– Все никак не соберусь навестить его, – Кроу порылся в ящике стола. Там что-то загремело, зазвенело и забулькало одновременно. – Вот, – он поставил на стол бутыль диковиной формы. – Настоящий магрибский абсент. С самой весны каждый понедельник даю себе зарок отвезти старому Фаррагуту подарок, и, представь себе, Джейн, все только собираюсь.

– Вы хотите, чтоб это сделала я?

– Нет, мне пришла в голову более интересная мысль. Ты, кстати, не в курсе, кто у него сегодня дежурит, старуха или эта рыжая бестия?

– Сегодня Элис, – по характеру и интонации вопроса Джейн поняла, что родственничек не то побаивается, не то недолюбливает миссис Харпер – пожилую сиделку.

– Отлично, давай вместе прокатимся к нему? И подарок отвезем…

– Сэр…

– Дядя Арчи, пожалуйста.

– Дядя Арчи, я не уверена, что есть необходимость искушать больного алкоголем…

– Джейн, сэру Огастесу – девяносто четыре года. Поверь, джентльмены его поколения – это настоящие дубы. Они умирают стоя и только в бурю. И если твоему деду не повезло, и его миновал сей геройский удел, он никогда не позволит себе захлебнуться пьяной слюной в кровати. Он просто выкинет эту бутылку или отдаст ее Элис. Собирайся…

В чем-в чем, а в автомобилях дядя Арчи разбирался. На всю Британию было только два четырехлитровых кабриолета «Bentley MR» образца тридцать девятого года, с сибаритскими, сафьяновой кожи, салонами и кузовами работы Ванвоорена. Один из них уносил Джейн и сэра Кроу по графитовому серпантину в сторону Соммерсетшира.

Желтые кубы соломы на бледной зелени скошенных полей, стада, гуляющие по полям последние недели, каменные межевые изгороди, чешуйчатой паутиной расходящиеся по обе стороны дороги…

За закрытой в комнату деда дверью была слышна музыка. Нечто медленное, ритмичное. «Кажется, свинг?», – Джейн неважно разбиралась в музыке. Оставив Кроу внизу разбираться с парковкой, она поспешила наверх, известить об их внезапном, без предупреждения, визите. По обыкновению толкнув тяжелую дверь обеими руками, Джейн остолбенело замерла на пороге.