Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф Страница 16

Джоджо и Майк были единственными белыми игроками в команде в этом сезоне, то есть настоящими игроками, которые действительно выступали за университет в чемпионате. Еще в команде числилось трое белых «пиши-читаев»; таким образом, на бумаге в дьюпонтской команде было пятеро белых и девять черных игроков. Другое дело, что пиши-читаев никто всерьез не воспринимал. Настоящее имя Майка было Фрэнк Риотто. Майк было сокращением от слова «микроволновка». Придумал это прозвище один из чернокожих игроков, Чарльз Бускет. Прозвище на редкость крепко пристало к Фрэнку, и теперь уже вряд ли кто и вспомнил бы, как его звали на самом деле.

Игра возобновилась. Вбрасывали мяч «Раздетые». Джоджо пошел вперед вместе с центровым Трейшоуном Дигтсом. В команде Дьюпонтского университета Трейшоун был главной звездой. Вся игра строилась вокруг Трейшоуна Диггса. Джоджо бросил взгляд в его сторону, чтобы проверить занятую позицию. Трейшоун был семи футов ростом, ловкий, с прекрасной координацией, состоящий из сплошных мускулов — шоколадно-коричневый гигант с наголо бритой головой. Белый игрок, конечно, мог накачать мышцы до таких же объемов, как у Трейшоуна, но под светлой кожей они все равно не смотрелись так выпукло и рельефно. А Джоджо был не просто белым, а очень светлокожим, да еще к тому же и блондином, что уж совсем никуда не годилось. Вот почему он стригся так коротко, практически сбривая волосы по бокам головы и на затылке и оставляя лишь короткий светлый ежик на макушке. Он хотел бы побриться наголо, как это делали Трейшоун, Чарльз да и почти все чернокожие игроки в команде — за исключением Конджерса, — подражая великому Майклу Джордану. Увы, Джоджо не мог себе этого позволить. Быть бритым наголо означало не просто походить на Джордана. Это придавало игроку свирепый и внушительный вид, как у одного из рестлеров, специально превращающих себя в сплошной сгусток мышц и тестостерона — бритая голова, могучая шея, буфы мускулов на спине, груди, плечах, руках и всем остальном. Другое дело, что по неписаным правилам баскетбола право стричься наголо было узурпировано черными игроками, а если белый пытался подражать черным, они очень скоро теряли к нему уважение. Вот и пришлось с сожалением оставить на макушке небольшой кружок коротко подстриженных светлых волос, так некстати доставшихся ему от рождения.

Мяч был в игре. Несмотря на шум, накатывавшийся с трибун, Джоджо слышал все, что происходит на площадке. Он по скрипу кроссовок любого из игроков мог определить, как те делают рывок, останавливаются, маневрируют, меняют направление, даже если это происходило у него за спиной. Защитник Дасхорн Типпет передал мяч Андре Уокеру. «Одетые» поставили заслон перед Андре, и ему пришлось отдать пас Джоджо — а Конджерс уже накрыл его, чуть не на спину лег, толкаясь, пихаясь локтями, наваливаясь, пинаясь коленями и при этом не уставая повторять:

— Ну что, Дерево? Прыгать не умеешь, бросать не умеешь, двигаться не умеешь, ни хрена ты не умеешь, Дерево.

Нет, этот сукин сын явно вошел во вкус! Теперь так просто он не отвяжется. Вот урод! Сопляк! Первый сезон в команде играет! И ведь только для того, чтобы выпендриться, заставляет Джоджо почувствовать себя деревом, которое тормозит игру, не в силах оторвать корни от площадки…

Кантрелл Гвотми и Чарльз — «Одетые», закрывавшие Уокера, — метнулись к Джоджо, и он знал, что должен отдать мяч Уокеру, который открылся для своего фирменного трехочкового броска, или Трейшоуну, сумевшему увернуться от Алана Робинсона, своего опекуна из «Одетых», но Джоджо не стал делать передачу — нет, не в этот раз. У него на ближайшие секунды были свои планы. Баскетболисты первого дивизиона чутки, как собаки, они сразу улавливают страх или нервозность, и Джоджо понял, что этот юный мститель, несмотря на молодость, нащупал слабину в его психологической защите. Теперь есть только одна возможность поставить на место этого самонадеянного сопляка.

Джоджо оглянулся через плечо. Он словно сфотографировал взглядом все, что ему было нужно — грудную клетку Конджерса. Приготовиться… вперед! Джоджо чуть присел, словно заряжаясь энергией для броска в прыжке. Конджерс вскинул руки, блокируя бросок. Откуда же ему было знать, что Джоджо задумал совсем другое: разгибаясь, он вложил всю накопившуюся энергию, злость и все двести пятьдесят фунтов своего живого веса в тычок локтем под грудь своему опекуну.

— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-уф, — выдохнул Конджерс. Джоджо метнулся, обошел его, проскочил под кольцо и в прыжке заложил мяч в корзину сверху — это был лучший заброшенный сверху мяч за всю его жизнь, и он даже уцепился обеими руками за кольцо и качнулся на нем в триумфальном ритме. Класс! Этот хренов урод получил локтем прямо в солнечное сплетение! Ничего… будет… знать… как… наезжать.

С трибун донесся рев болельщиков. Они не могли не оценить этот блестяще проведенный прием.

Игра была остановлена. Трейшоун и Андре склонились над Конджерсом, который сложился пополам, прижав руки к солнечному сплетению, и медленно, мелкими гусиными шажками направлялся к скамейке запасных, не переставая повторять: «Ух-ух-ух-ух». С каждым «ух» косички у него сзади на шее жалобно вздрагивали. Ему было всего восемнадцать или девятнадцать лет, но в этот момент он выглядел как старик, которого неожиданно хватил удар. Ничего, сукин сын, будет знать, как наезжать.

Джоджо быстро подошел к нему, тоже наклонился и обеспокоенно спросил:

— Эй, парень, ты живой? Тебе бы лучше пойти в раздевалку, прилечь и вытянуться. Перевести дух. Скоро полегчает.

Конджерс посмотрел на Джоджо снизу вверх, и в его взгляде читалось одно чистое неприкрытое чувство — ненависть. Ненависть к одержавшему победу противнику. Но ответить в этот момент он ничего не мог. Все силы его были направлены на то, чтобы заново научиться дышать и передвигаться в разогнутом состоянии.

«Что, съел? Хрен тебе!» — пронеслось в голове у Джоджо. А как ревет публика! Зрители оценили его умение поставить обидчика на место. Внутренне Джоджо был в состоянии эйфории, но не показывал виду.

К нему подошел Майк с выражением лица, подобающим прискорбному случаю — травме у товарища по команде. Джоджо также стоял с вытянутым лицом.

— Охренеть, блин, — сказал Майк, считавший себя большим специалистом в подражании языку чернокожих игроков. Пользуясь тем, что никто из них сейчас его не слышит, он негромко обратился к Джоджо: — Беру свои слова обратно. Ну, ты крутой, урод. Ты, значит, только момента выжидал, хитрый придурок. Он-то решил, сопляк, что тебя так запросто задавить можно.

Джоджо с трудом сдерживался, чтобы не высказаться в адрес Конджерса в полный голос.

— Этот мудак… — Он кивнул головой в сторону собравшихся вокруг пострадавшего чернокожих игроков. — Слушай, они там про меня чего-нибудь говорят?

— Ни хрена. Так, кое-кто покосился в твою сторону, когда этот козел запыхтел, но что они сказать-то могут? Парень сам напросился, это все видели, а ты кру-у-уто его наказал, чувак. Так это тебе даже в плюс.

Своей контратакой Джоджо тоже вроде бы нарушил неписаные правила. Трюки и раскачивание на кольце традиционно числились прерогативой чернокожих игроков. Таким образом они провоцировали противника, словно говоря: «Я не просто играю лучше тебя, я могу устроить тебе, на хрен, такую головомойку, что тебя, мудака, родная мама не узнает».