Идеальная жизнь - Джоди Пиколт Страница 16

«Мы идем, мы идем». Слова прошелестели над равниной, окутывая шею Уилла и поднимая его на ноги. Прямо у него над головой повисла темная, вздыбленная туча. Изможденный, голодный, почти в бреду, он откинул голову и распахнул объятия, желая принести жертву.

Когда в его голове грянул гром, он понял, что больше уже не находится на земле. Высоко взлетев и посмотрев вниз, Уилл увидел девушку. Она была маленькая, худенькая и бежала в метель. Временами ее застилала пурга, и Уилл переставал ее видеть. Ему казалось, что она от кого-то или чего-то бежит, но потом он увидел, что она остановилась. Она стояла с распростертыми руками в самом сердце бури. Она постоянно пыталась оказаться в центре.

— Помоги ей, — попросил Уилл и услышал, как эти слова эхом разнеслись вокруг него сотни раз. Он вновь стоял на земле. Он знал, что ничего из увиденного не вспомнит. Знал, что, даже когда вырастет, это видение будет всего лишь кошмарным сном, врывающимся в его сознание в тяжелые минуты после пробуждения.

Когда разверзлись хляби и хлынул дождь, Уилл закричал под порывами ветра. С широко раскрытыми глазами он наблюдал, как молния рассекает ночь, разрывая мир на две половины, которые покатились к его ногам разбитыми раковинами.

Даже солнце любило Алекса. Касси коснулась пальцами его подбородка, зачарованная тем, что единственный серебристый лучик зари, проникнув в их спальню, упал прямо на ее спящего мужа. У него была темная кожа, оттененная бородкой, и крошечный кривой шрам под самым подбородком. Касси попыталась вспомнить, как Алекс поранился. Она заметила, как у него забегали глаза под закрытыми веками, и задалась вопросом, а снится ли она ему.

Осторожно, чтобы не разбудить его, она выбралась из постели и, улыбаясь, обхватила себя руками, подумав, что все женщины Америки завидуют ей по праву. Если раньше у нее и были сомнения в законности их брака с Алексом, то теперь они развеялись. Двое не могут так заниматься любовью, если у них нет общего прошлого. Касси засмеялась. Если ее сердце остановится в эту самую секунду, она сможет сказать, что прожила прекрасную жизнь.

«Отличный день, чтобы умереть». Эти слова остановили ее, холодок пробежал по телу, но потом она поняла, что не произносила их вслух. Очнувшись от раздумий, она побрела в ванную и, взглянув в зеркало, коснулась пальцами распухшей нижней губы.

Лекция. Это вступительные слова к лекции, которую читал ее коллега в колумбийском университете. Касси вцепилась руками в мраморную раковину и с облегчением вздохнула, поняв, что это не знамение, а реальное воспоминание. Читался курс о культуре коренных американцев, и эта фраза — часть ритуальной молитвы, которую произносили воины племени перед тем, как бросаться в бой. Касси вспомнила, как уверяла профессора, что тот точно знает, как заинтересовать слушателей.

А интересно, чем сейчас занимается Уилл? Утро четверга — наверное, он едет на работу. Он оставил ей свой телефон. Возможно, позже она позвонит ему в участок, сообщит, что живет в настоящем замке в Малибу, и упомянет, что летит в Шотландию.

Касси почистила зубы, провела щеткой по волосам и аккуратно, тихонько положила все на полочку, чтобы не разбудить Алекса. Потом на цыпочках вернулась в спальню и села на стул в углу.

Алекс негромко храпел. Она наблюдала, как его грудь несколько раз поднялась и опустилась, потом встала, подошла к платяному шкафу в противоположном конце комнаты — там хранились все его вещи — открыла дверцу и замерла.

Шкаф Алекса был в двадцать раз аккуратнее ее собственного шкафа. На полу на деревянной подставке для обуви были выстроены кроссовки, итальянские мокасины и черные оригинальные кожаные туфли под официальный костюм. На подвесной полочке гордо лежали сложенные свитера, шерстяные с одной стороны, хлопчатобумажные — с другой. Сорочки чопорно висели на плечиках из кедра. Ящики для белья располагались в углу гардеробной, в них были аккуратно сложены шелковые мужские трусы и носки — в разных ящиках.

— Боже мой! — прошептала Касси.

Она провела пальцем по ряду рубашек, прислушиваясь к музыке постукивающих друг о друга плечиков. Она ожидала увидеть порядок, что было неудивительно при наличии в доме хорошей экономки. Однако что-то в этом шкафу превышало границы обычных требований и отдавало манией.

Свитера. Они были не только аккуратно свернуты и разделены по материалу, из которого изготовлены, но и разложены по цветам. Как радуга. Даже свитера с узорами, казалось, были распределены по основному цвету.

Ей бы засмеяться. В конечном счете, это было настолько эксцентричным, что выглядело смешным. Над этим можно было бы подшучивать.

Но вместо этого Касси почувствовала, как в уголках глаз выступили слезы. Она опустилась на колени перед рядами туфель, плача почти беззвучно, схватив с отведенного ему места свитер и прижав его ко рту, чтобы заглушить звук рыданий. Она согнулась пополам — так скрутило живот, — уверяя себя, что сходит с ума.

Вытирая лицо, Касси винила во всем стресс последних дней. Потом вернулась в ванную, закрыла дверь, открыла воду, подождала, пока та не стала настолько холодной, что заломило в запястьях, и плеснула в лицо, надеясь начать все сначала.

Несколько дней только и обсуждали, что снежную бурю, которая должна была начаться в пятницу, где-то после трех, и должна была стать бурей столетия. Синоптики советовали наполнить ванны водой, запастись батарейками и дровами, приготовить фонарики.

Касси решила, что не помешало бы, чтобы буря разразилась в воскресенье, тогда в понедельник отменили бы занятия.

Она зашла в кухню. Весь день она провела у Коннора, но обещала маме, что вернется до того, как упадет первая снежинка. Ее мама ужасно боялась снега. Она выросла в Джорджии и до переезда в Мэн после замужества никогда не видела снега. Вместо того чтобы готовиться к снежной буре — как мама Коннора, которая достала свечи и купила побольше молока, которое засунула на хранение в погреб, — Аврора Барретт с широко раскрытыми глазами сидела за кухонным столом, слушала прогнозы погоды по радио и ждала, что ее похоронят заживо.

Единственный положительный момент в северо-восточном ветре Аврора видела в том, что у нее появлялся шанс обвинить мужа во всех неудачах своей жизни. Касси выросла, точно зная, что мама ненавидит Мэн, что она не хотела сюда переезжать, не хотела быть женой булочника. Она продолжала мечтать о доме, лужайка которого тянется к речке, о решетчатой скамейке в тени вишен, о тающем южном солнце. Укрывшись в тени, Касси наблюдала, как мама ругала Бэна и постоянно вопрошала, сколько еще будут длиться эти «временные» десять долгих лет в богом забытом месте.

Чаще всего отец просто стоял, позволяя жене спустить пар. Формально вина лежала на нем: он пообещал Авроре, что, как только удастся продать булочную хоть с небольшой выгодой, они тут же вернутся в ее леса. Но булочная год от года приносила только убытки, а правда заключалась в том, что в глубине души отец и не собирался покидать Новую Англию. Пока Касси взрослела, Бэн лишь однажды дал ей толковый совет. «Прежде чем решишь, кем стать, — сказал он, — реши, где хочешь жить».