Утопия-авеню - Дэвид Митчелл Страница 16

…и тело Джаспера танцует в клубе «UFO» на Тотнем-Корт-роуд, а разум уносится в просторы космоса, огибает обводненный Марс, мчится все дальше и дальше, к Сатурну, пожирающему своих отпрысков, а потом отверженно, Отче, отчужденно отчаянно летит превозмогая скорость света туда где застывают время и пространство и снова шершавый голос: «И слава Господня осияла их: и убоялись страхом великим. И сказал им ангел, не бойтесь, пристегните ремни безопасности и катайтесь в свое удовольствие». А теперь библейски черно и беззвездно. Хвост кометы серебристой нитью тянется в пространстве. Тук-тук. Кто там? Не отвечай. Думай о нормальных вещах. Ник Мейсон бьет по барабанам. Барабаны были раньше нас. Ритмичное биение материнского сердца. Мекка уезжает в понедельник вечером. Америка проглотит ее, как кит Иону. Мы пульсируем в такт бас-гитаре Роджера, «рикенбакер-фаергло». Улыбка Роджера Уотерса – и плащ и кинжал одновременно. Лицо Мекки изгибается, вдавливается, удлиняется, расширяется, обволакивает его. И вширь и вглубь растет, как власть империй, медленная страсть. Ее лицо отражает его, а его – ее, и какое из отражений догадывается, что оно – отражение?

– Как ты думаешь, реальность – это зеркало для чего-то еще? – спрашивает Джаспер.

Ответ Мекки не поспевает за восковыми мальчишечьими губами:

– Ja, bestimmt ^[13]. Поэтому фотоснимок всегда правдивее фотографируемого предмета.

Он прикладывает ее ладонь к своему сердцу. Ее лицо принимает обычный вид.

– Поздравляю. Я почувствовала, как он толкается. Ты дату знаешь?

– Я прошел собеседование?

– Пойдем искать такси.

Возле клуба стоит черное такси.

– Челси, Блэклендс-Террас, – говорит Мекка таксисту. – Напротив книжного «Джон Сэндоу».

Мимо проносятся темные улицы. Амстердам прячется в себя, Лондон раскрывается, раскрывается, раскрывается.

Она благонравно держит его за руку. Кое-где на верхних этажах светятся окна. Джаспер все еще слышит стук барабанов. Немного Pink Floyd хватает очень и очень надолго. Такси останавливается.

– Сдачи не надо, – говорит Мекка.

Ветер, ночь, тротуар, дверной замок, лестница, кухня, настольная лампа.

– Я в душ, – говорит Мекка.

Джаспер сидит за столом. Она появляется, одежды на ней гораздо меньше, чем раньше.

– Это приглашение.

Они вместе принимают душ. Потом они в постели. Потом все тихо. Потом где-то вдали громыхает грузовик. На Челси-Хай-стрит? Может быть. Мекка спит. У нее на спине большая выпуклая родинка, очертаниями напоминающая австралийский монолит Улуру. Прошлое и будущее просачиваются друг в друга. Он на площадке дозорной башни, глядит на залив, на коньки крыш, на дома и пакгаузы. Пушечные выстрелы. Наверное, это кино. Громовое стаккато оглушает. Небо, качнувшись, кренится набок. Все собаки лают, вороны словно с ума посходили. Тучный человек в костюме наполеоновской эпохи опирается на поручень, направляет подзорную трубу в море. Джаспер спрашивает его, не сон ли это. Может, в клубе «UFO» что-то подмешали в амфетамин?

Человек с подзорной трубой щелкает пальцами. Вжик-вжик. Джаспер идет по улице. Подходит к пансиону своей тетушки в Лайм-Риджис. Его дядя в инвалидном кресле говорит: «Ты же сбежал от нас к лучшей жизни! Вот и вали отсюда!»

Щелк. Вжик-вжик. Джаспер проходит мимо корпуса Свофхем-Хаус в школе Епископа Илийского. Директор стоит в дверях, как вышибала: «Шагай, шагай, тебе здесь делать нечего».

Щелк. Вжик-вжик. Паб «Герцог Аргайл» на Грейт-Уиндмилл-стрит. Джаспер смотрит сквозь гравированное оконное стекло. За столиком сидят Эльф, Дин, Грифф, Мекка и сам Джаспер.

– Половина моих знакомых считает, что название «Есть выход» похоже на пособие для самоубийц, – объясняет Эльф. – А половина утверждает, что это фразочка из лексикона хиппи. Давайте представим, что название группы мы придумываем впервые. У кого какие идеи?

Все, включая Джаспера за столиком, смотрят в глаз Джаспера за окном.

Щелк. Вжик-вжик. Перед глазами мельтешит подсвеченный грезами снег, или дождь лепестков, или кружевные бабочки. Он теряется в лабиринте улочек Сохо, который запутаннее настоящего. Он ищет указатель. Марево медленно обретает четкость, из тумана проступает лондонская табличка с названием улицы: «УТОПИЯ-АВЕНЮ». Щелк. Вжик-вжик…

В дюймах от его лица появляются буквы P-E-N-T-A-X. Щелк. Фотоаппарат проматывает пленку. Вжик-вжик. На Мекке кремовый аранский свитер, он ей до колен. Она выстраивает следующий кадр. Щелк. Вжик-вжик. В потолочном окне над ней – грязный лоскут неба. Вороны кружат, как носки в сушильном барабане. Что еще? Одеяло. Смятые бумажные салфетки. Электрический камин. Ковер. Одежда Джаспера. К стене пришпилены десятки черно-белых фотографий. Облака в лужах, косые лучи света, пассажиры, бродяги, собаки, граффити, снег, залетающий в разбитые окна, влюбленные в дверных проемах, надгробия с неразборчивыми надписями и прочие фрагменты Лондона, заметив которые Мекка подумала: «Я хочу тебя сохранить». Щелк. Вжик-вжик.

Она опускает фотоаппарат, садится, скрестив ноги по-турецки:

– Доброе утро.

– Ты рано начинаешь работу.

– У тебя глаза… – она напряженно подыскивает нужное слово, – бегали под веками как сумасшедшие. Тебе снился сон?

– Да.

– Может, я сделаю серию фотоснимков: «Де Зут, спящий; де Зут, бодрствующий». Или назову ее «Потерянный рай». – Она натягивает темно-синие носки. – Завтрак внизу.

И уходит.

«Теперь мы с Меккой – любовники, или прошлая ночь была первой и последней?» – размышляет Джаспер и, неторопливо одеваясь, несколько минут изучает фотографии на стене.

На офисной кухне Мекка ест брикеты «Витабикс» из плошки, перелистывает журнал мод. Электрический чайник стонет и сипит. Джаспер выглядывает сквозь жалюзи на улочку Челси. Порывы ветра сгоняют в кучи палую листву, теребят иву и выворачивают наизнанку зонтик викария. Вдоль кухни тянется балкон с балюстрадой по пояс. Джаспер подходит, смотрит вниз, в просторную студию, увешанную драпировками и уставленную переносными ширмами, осветительной аппаратурой и штативами. В углу – декорации для фотосессии: тюки прессованного сена и пара гитар. Джаспер повторяет то, что сказал Дин, когда тот впервые вошел в квартиру на Четвинд-Мьюз:

– Классные хоромы.

– Что такое хоромы? – спрашивает Мекка.

– Жилище. Квартира. Ну или студия.

– А почему хоромы? Это где хоронят, да?

– Не знаю. Это слово не я придумал.

Лицо Мекки принимает выражение, которого Джаспер не понимает.

– С понедельника до субботы здесь находится мой босс, Майк, а еще фотомодели и прочие сотрудники. Я здесь ишачу – помогаю устанавливать декорации и все такое. В хоромах живу за бесплатно, а Майк дает мне пленку и разрешает пользоваться фотолабораторией.