Всё зелёное - Ида Мартин Страница 16

— Ой, вот только не нужно давить на жалость. Яров — последний человек, которого я стал бы жалеть. Ты просто не знаешь, какой он. Вот, хочешь честно? Я до сих пор не могу это переварить. Вот это всё… Что я могу иметь отношение к этой отвратительной семейке. Всё жду, что ты признаешься, что это был такой прикол.

— Это не прикол. И как бы тебя это ни огорчало, Ярослав твой брат. Понимаю, что ты удивлен, но так сложилось. Возможно, мы должны были раньше рассказать, однако прежде ни Юрий Романович, ни я, ни Ангелина Васильевна не были заинтересованы в огласке данного факта, который никому не пошел бы на пользу.

— А сейчас типа пошёл? Зашибись польза. Я раньше только Яровых ненавидел, а теперь ещё и себя до кучи. Типа, я тоже Яров, — он громко заржал. — Во, блин, попал.

— Ладно, Андрей, — тётя Таня тяжело вздохнула. — Вижу, мы с тобой не договоримся. Тогда пусть это всё будет на твоей совести.

— Что? — возмущённо прохрипел Трифонов. — Вы все накосячили, устроили тут бразильский сериал, а теперь это на моей совести? Мам! Ты серьёзно? Ты готова впрячься за какого-то чмошника, который твой телефон на сайте знакомств разместил?

— Что значит впрячься?

— Ничего. Просто это несправедливо. Это очень несправедливо, как ты сама не понимаешь?

— Ты такой упрямый, Андрей, и совершенно бесчувственный. Как я тебя таким воспитала? Я пойду. Разговаривать бесполезно. Если будешь ещё куда-то надолго уезжать, перекрывай, пожалуйста, воду. Бачок в туалете подтекает. Да, и купаты убери в морозилку, а то испортятся. Ах, вот что ещё…

Я услышал, как она вернулась.

— Помнишь, ты когда в больнице после аварии лежал, с тобой в палате был забавный такой дедушка? Ты мне сам рассказывал, что у него провалы в памяти.

— Он в соседней палате был, а к нам приходил, потому что забывал об этом.

— Ну, так вот, мне дозвонился один мужчина — Антон. Кажется, юрист, но это не точно, и сказал, что этот дедушка умер.

— Очень печально.

— Не ёрничай, пожалуйста, и дослушай!

— Я не ёрничаю. Дед зачётный был.

— Оказывается, не смотря на провалы, он вас тоже запомнил. Тебя и других ребят, которые там с тобой были. И, как ни странно, вы ему очень понравились.

— Ещё бы не понравились. Мужики из его палаты на него орали всё время. Набухаются и давай чмырить.

— Как это в больнице набухаются?

— А как обычно люди бухают? Один у них с переломом руки лежал. Вот он за водкой и бегал. Сёстры иногда их залавливали, но толку? В общем, я как ходить начал, зашёл к ним за деда перетереть. Нормально, кстати, начал, без наездов или чего-то такого. Просто сказал, чтобы оставили его в покое. Что он старый и немощный, а стариков гнобить — последнее дело. А они, мол, ты кто? Прикинь? Двое сорокалетние, жирномордые и толстобрюхие — обоих отправить отдыхать, как нечего делать, а третьему что-то около тридцатника. Такой весь на понтах — сразу бычиться полез. Но, знаешь, бычка с переломанными конечностями выглядит тупо.

— Андрюш, я плохо понимаю твои грубости. Можешь изъясняться человеческим языком?

— Пушкина и Достоевского?

— Просто обычными словами.

— Я вроде без мата говорил.

— Ещё не хватало!

— Ладно-ладно, шучу. Просто мы с ребятами несколько раз за деда заступились и обижать его перестали. Так понятно?

— Какие вы молодцы! Что же ты мне не рассказывал?

— Мам, — Тифон выдержал паузу. — Ты же меня сама учила, что скромность украшает человека и всё такое. Так что хотел этот юрист?

— Он сказал, что этот дедушка оставил вам в подарок картину.

— Чё? Какую ещё картину.

— Ну, то есть по картине каждому. Он был художник.

— Да? — в голосе Тифона прозвучало явное разочарование. — А говорил, что лётчик.

— В общем, нужно съездить и забрать её. Я тебе сейчас телефон напишу.

— Мам, ну ты чего? Какая нафиг картина? Зачем она мне?

— Отказываться нехорошо. Это посмертное пожелание человека. Даже если она тебе не нужна, ты должен проявить уважение.

— Столько всяких проблем, ещё и за картиной какой-то дурацкой переться.

— Ты видишь? Нет, ты видишь? Что бы я тебя не попросила, ты всё воспринимаешь в штыки. Мириться с Ярославом не хочешь, за картиной ехать тоже. Тебе только друзья твои и важны. А если бы тебя они об этом попросили?

— Я же не сказал, что не поеду. Просто мне кажется, это какая-то глупость.

— Глупость не глупость, а человек делал это для тебя с душой и благодарностью. А такое нужно ценить. Часто ты встречаешь людей, которые просто так кому-то что-то дарят? Вот то-то и оно. Всё, я пошла. Не забудь про воду.

Резко вспомнив, куда и зачем шёл, я был вынужден отступить обратно в комнату. Хлопнула входная дверь.

О семейных проблемах Трифонова я знал давно. Как-то Ярослав в приступе откровения рассказал. Оказывается, его отец — Юрий Романович, когда-то давно встречался с матерью Тифа, но из-за того, что она была старше и из необеспеченной семьи, бабка с дедом Ярика очень противились их отношениям и обманным путём по-быстрому женили сына на маме Ярослава — Ангелине Васильевне. О том, что у него родился второй ребёнок, точнее первый (Трифонов был старше Ярослава на шесть месяцев), Юрий Романович понятия не имел.

До тех пор, пока парни ничего про все эти расклады не знали, всё было нормально. Они спокойно учились в одном классе и даже дружили. Но потом Яров старший в первый раз за семь или восемь лет попал на родительское собрание, где встретил Тифовскую маму. Ну, и у них понеслось по новой. Так что в конечном счете он бросил семью, и они с тётей Таней стали жить вдвоём на съёмной квартире.

Из-за всего этого отношения между Тифом и Яриком были, мягко сказать, недружественные. Ситуация осложнялась тем, что о кровном родстве с Яровыми Тифон узнал всего лишь пару дней назад и всё ещё пребывал в офигевшем состоянии.

Вскоре пришёл Лёха Криворотов. Мы с Тифоном в этот момент пили чай. Я всё прикидывал, как сказать, что слышал их разговор с матерью и предложить ему подумать насчёт Ярова, ведь между ними было гораздо больше общего, чем они оба могли представить, но Лёхино появление всё сбило.

— Дай телефон, — сразу потребовал у него Трифонов. — Я свой посеял.

— Если не хочешь, чтобы Зоя тебя заблочила, не давай, — предупредил я.

— Опять поругались? — Лёха без стеснения распахнул холодильник. — Вроде нормально уже было. Я что, зря полдня на психотерапевтические разговоры потратил?

— А теперь опять ненормально.

Лёха вытащил огурец, обтёр о футболку и прямо немытый надкусил.

— В Москве вообще не прикольно. Мы в деревне целыми днями на карьере валялись, а по вечерам тусили. Эти ребята — суицидник и его Тоня — ничё такие. Вполне себе вменяемые. Ещё друг их там был Саша-доктор. Ну, пока ещё не совсем доктор, но теперь у меня в медицине связи есть. Никому ничего полечить не нужно?