Ангел за правым плечом - Дмитрий Лекух Страница 16

И, неожиданно, замолкает.

Надолго.

Я даже сигарету успеваю прикурить и выкурить.

– И? – наконец не выдерживаю.

– А?! – вскидывается. – Извини, задумался что-то…

И, криво ухмыляясь чему-то своему, тоже лезет в пачку за сигаретой.

Что-то мы курим все в последнее время, – просто нереально, вздыхаю про себя и мотаю башкой, отгоняя накатывающие из прошлого воспоминания…

– О чем хоть задумался-то? – интересуюсь.

– Да так, – машет рукой, – ни о чем. Просто залип, выпал чуть-чуть из реальности, бывает такое. И мысль из-за этого потерял…

– Мы, – подсказываю, – об алкоголе говорили…

– А что алкоголь? – фыркает. – Алкоголь – это только симптом. Болезнь глубже. Но если я сейчас, в ближайшее время, не избавлюсь от этого симптома, – она, зараза, может и затянуться. А вот этого как раз в данной конкретной ситуации я допускать не имею ни малейшего права, понимаешь?

– Понимаю, – кривлюсь.

– Да ни хрена ты не понимаешь! – злится. – Пойдем еще разнюхаемся.

– Может, – спрашиваю осторожно, – хватит пока?

Он кривится.

– Да нет, – отвечает, – не хватит. Я уже на последнем заводе. Сдыхает Бобик, усек? А мне тебе еще кое-что прояснить надо, относительно себя самого. А потом еще и задание дать. Точнее, – просьбу. Хотя, – просьбы вроде как не «дают». А что с ними, интересно, делают-то?!

– Да хрен его знает, – теряюсь неожиданно. – Наверное, их – просят, а так, извини, – не знаю…

– Вот то-то и оно, – вздыхает. – Ладно, пойдем убьемся что ли. Потом я тебе еще немного расскажу про себя, потом «попрошу просьбу» и мы пойдем спать. Я тебе в дальней спальне постельное белье уже бросил, застелить и сам сможешь, не маленький. Гостевой душ – в твоем полном распоряжении. Домой тебе смысла ехать нет, я так думаю. Что там делать-то? Стенам пустым кланяться? А выспаться – ты и здесь выспишься, у меня вполне себе даже свободно…

Я киваю.

Я и сам хотел попросить у него разрешения остаться.

В пустой родительской квартире мне будет, наверное, сегодня уж совсем тоскливо…

Разбередил он мне душу, сволочь, однако.

Или то, что там от нее, от этой самой души осталось.

А какая, в принципе, разница?

…Через некоторое время мы взяли свои чашки с кофе, сигареты и вышли постоять на балконе.

Там была осень, моросил дождь, и уже потихоньку начинало светать.

Господи, думаю, глядя на отражения фонарных огней в мокром блестящем асфальте, как же я все-таки люблю этот город!

Так, наверное, только женщин любят, тех самых, единственных.

Когда иной раз – и плохо, и больно, а попробуй-ка отдели себя от нее, – и просто сразу погибнешь.

Не знаю.

Как я только сейчас начинаю понимать, у меня – чтобы вот так! – с женщиной пока еще никогда не было.

И я даже не знаю, когда вот гляжу сейчас поочередно – то на Москву, то на Али, – хочу ли я, чтобы у меня это было.

Или просто, блин, на фиг, боюсь этого…

…Али, сцуко, как будто мысли мои прочитал, зараза.

– Вот странно, – говорит, – где-то в начале двухтысячных мне показалось, будто я разлюбил Москву. Злая она какая-то стала, но это-то как раз и не страшно. Я сам… хм… недобрый, в общем-то. Просто – не моя, и все тут. Плохо мне в ней начало становиться, а уехать не мог, потому что это – мой город. Да и бизнес тут. Жизнь. Вот и сбегал, куда придется: на выезда, на рыбалки. Хотел было даже за город переехать, дом там построил. А сейчас, прошло какое-то время, – и все вернулось. То ли я стал другим, то ли город. То ли мы с ним опять оба изменились. Вот стою сейчас здесь с тобой на балконе, смотрю на дождь, слушаю, как где-то там вдалеке машины-одиночки взрыкивают, – и мне хорошо. А почему хорошо – даже и не знаю, и не задумываюсь…

Я затягиваюсь сигаретой, внимательно рассматриваю тускло тлеющий коричнево-красный огонек, соглашаюсь:

– Похожие, – говорю, – ощущения…

Он усмехается.

– Это понимание, знаешь, Дэн, ко мне только сегодня опять пришло. Раньше только чувствовал. Как зверь. А объяснить даже самому себе не получалось. Я ведь разваливаться начал, старик. Тупо деградировать, я это только сегодня понял. И началось это, увы, не тогда, когда мы с Ингой расстались. Раньше, много раньше. Когда решил, что я – все могу, что я – бог. А наше расставание – это только следствие. Не причина. Хотя, надо честно признать, что, когда мы с ней разошлись, эта байда начала со мной творится, скажем так, прогрессирующими темпами. А нужно-то всего было: остановиться на секунду, взглянуть на себя со стороны. Не мог. Или – не хотел. А на фига, когда и так все звездато? Вот сегодня меня эти события и хлопнули. Как пыльным мешком. Похоже, это конечная, Дэн, въезжаешь? Поезд дальше не идет. Осторожно, двери закрываются. И, если я сейчас не разберусь, что к чему, если правильный – для себя правильный, не для Инги, не для тебя, не для друзей моих дорогих – для себя – путь не найду, то мне, похоже, пиздец, Данька. Вот такая вот катавасия получается…

Я молчу, курю.

А что тут скажешь?

Тут лучше просто помолчать.

Послушать.

Ему сейчас даже не жилетка нужна.

Стенка.

Чтобы об нее обыгрываться.

Как для теннисиста, который, как удар по мячу идет, вспоминает после затянувшейся травмы.

Мышцы помнят, рефлексы остались – значит, восстановится.

А если нет, – значит, не судьба.

Как он там говорит?

Сдох Бобик?!

Значит, туда ему, бедолаге, и дорога, неудачнику…

– И как? – спрашиваю осторожно. – Есть предпосылки, что разберешься?

Он ржет.

– Ты, – говорит, – извини. Анекдот про тренд вспомнил, совершенно дурацкий. А насчет «предпосылок» – рано еще, Дэн, об этом думать. Сейчас мне нужно мозги латать да Ингу вытаскивать. А там уж разберемся, есть какие «предпосылки» или нет их ни хера…

– Так ты об этом, – догадываюсь, – поговорить-то со мной хотел?

– Ну да, – кивает, – об этом. Или с тобой, или с Гарри. Или с обоими…

Я допиваю остывший кофе, вздыхаю, закуриваю очередную сигарету.

– Ну, – спрашиваю, – и как поговорил?

– Нормально, – улыбается краешками губ, – поговорил. По крайней мере, то, что мне надо было, я от тебя получил…

– И что же это такое было?! – теряюсь неожиданно.

– Да понимание, – затягивается почти дотлевшей сигаретой, – в глазах. На сегодняшний момент мне этого – вполне достаточно…