Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова Страница 15

13 минут – это сколько?

Это три четверти моего аудиокурса по голландскому, список дел в ежедневнике, просмотренные по диагонали тексты. При условии, конечно, если всем бабушкам в трамвае хватит места и мне не придется вставать. Здесь очень вежливые подростки. Забавно: чаще уступают место девочки. Вероятно, для того, чтобы тут же на законных основаниях усесться на коленки к мальчикам. Не помню, чтобы я хоть раз видела укоризненный взгляд стоящего пожилого человека, обращенный на сидящую молодежь. Скорее всего, окинув быстрым взглядом вагон, в случае отсутствия свободных мест, старик или старушка развернутся спиной, и потом чуть ли не звать приходится, если проморгаешь скользнувший по тебе взгляд. Правда, в вечерних трамваях есть и те, кто никогда не сядет, несмотря на преклонный возраст, – ведь они едут в театр или из него, поэтому складочки на пальто недопустимы.

Еще недавно, в Вильнюсе, 13 минут казались ничтожно малым сроком. В университет не доедешь, разве что до остановки точно добредешь – идеальных 30 минут с пересадкой там редко получалось – во времена пробок нужно было около часа добираться.

Утром просыпаешься в сознании того, что ты уже безнадежно опаздываешь, потому что накануне давалось себе самой обещание встать на час раньше, дочитать, доделать, прийти в университет наконец-таки вовремя, и от безысходности будильник переводится на 10 минут позже. Еще десять минут отдыха, рваного сна-полудремы, ведь они уже ничего не решают.

В Оломоуце, когда у меня есть 10 минут, я считаю себя богатым человеком. Это две остановки пешком или перебежка с кафедры богемистики на кафедру истории с очередью за кофе и свежими булочками навынос в кафе по дороге.

Дорога обратно обычно проходит быстрей, и вскоре ты уже не вздрагиваешь от ожидаемых, но всегда неожиданных слов диктора: “Нержедин. Крематорий. Последняя остановка. Пожалуйста, выходите”.

Во времена советских солдат, похоже, это место ассоциировалось с аэродромом, который начинался сразу за военным городком. Нержедин, когда-то обнесенный забором (военный городок все-таки), имеет такую особенность, что уже с крыльца любой общаги – бывшей казармы – открывается панорама города. Это некогда стратегическое преимущество – господствующая высота – ныне просто дивная красота для поселившихся здесь студентов.

Впрочем, как и во времена советского военного присутствия, сегодня это тоже особая часть города – место для чужих. Солдат из многонационального Советского Союза сменили студенты из разных стран мира. Сами дома потеряли свой прежний серый цвет. Здесь во дворе школьники из ДОСов – домов офицерского состава – больше не меняются фантиками и не режутся в настольный теннис, зато взрослые девочки в платках и смуглые мальчики, пропахшие карри, играют в баскетбол. Но, как и тогда, по вечерам здесь громко смеются.

Когда-то дорога в школу начиналась с “Нержединских”. Шофер дядя Ваня увозил школьников, которых было больше, чем мог вместить автобус, за знаниями в другую часть города. Те счастливцы, которым не удавалось войти, прибредали в школу к третьему уроку, ссылаясь на транспорт.

Если мерить домами, то…

Спустя 20 лет студенты учат русский, потому что это язык бизнеса в Чехии, а люди старшего поколения его с легкостью забывают – “ведь и учителей нормальных не было”.

Время длиной в 20 лет превратило штаб 8-го армейского корпуса Советской армии в педагогический факультет университета со статуей Масарика, первого президента Чехословакии, а Ленина – Сталина заменила мемориальная доска на месте, где некогда стояла синагога. На праздновании 20-летия свободы и независимости в октябре 2009 года горожане с удовольствием участвовали в перфомансе – городском спектакле, выстаивая ретроочередь за якобы дефицитными бананами. Всего 20 лет понадобилось для того, чтобы можно было с безмятежной улыбкой позировать для прикольной фотографии с “милиционерами”, заламывающими тебе руки, или с “агентами госбезопасности”, которые со зверскими гримасами сновали среди празднующих.

Сколько времени понадобится нам, чтобы смеяться так же легко? А сколько, чтобы прошла болезненность отношений? 13 минут, 20 лет – я не знаю, как долго продлится путь, – главное, что по дороге в “Крематорий” мы успеем выпить кофе.

Сейчас студенты много пишут о Европе, европейской идентичности и национализме. Зигмунд Бауман назвал одну из своих книг “Европа: незаконченное приключение” [70]. И правда, Европа – это не что-то данное, это то, что постоянно меняется, перестраивается из-за наших маршрутов. Совсем необязательно создавать машину времени – можно просто сесть в трамвай.