Дата моей смерти - Марина Юденич Страница 15

Теперь она, покидая наш дом так же рано, возвращалась в его тихую заводь гораздо позже обычного, совершенно обессиленная, окончательно допекая меня своей слабой, еле тлеющей синюшных губах жалкой виноватой полуулыбкой, полу — гримасой. Ей было стыдно, что она оставляет меня в одиночестве в такое трудное для меня, как полагала она время.

А мне было безумно стыдно именно от этого ее ощущения, и еще от того, что я не могу объяснить ей истинного положения дел.

Прежде всего я ощутила в себе совершенно новую способность вспоминать о Егоре, не испытывая при этом жесточайших душевных мук. Я осторожно попробовала подумать о нем, едва-едва прикасаясь к воспоминаниям, почти украдкой, готовая в любую минуту к стремительному бегству.

Проба прошла удачно.

Я не испытала привычной боли.

Тогда я позволила себе большее я начала вспоминать его внешность в мельчайших, хранимых моей душой, деталях.

Я вспоминала, как звучал его голос. Какими были интонации в разные минуты душевного состояния.

Воспоминания на тяготили меня, в них присутствовала, разумеется, легкая грусть и даже несколько слезы покатились по моим щекам, когда, уже совершенно сознательно я начала извлекать картины нашего с Егором прошлого из доселе запретных хранилищ памяти.

То, что происходило со мной в эти минуты прекрасно укладывалось в гениальную формулу состояния души, выведенную однажды гениальным поэтом.

Печаль моя — точнее не скажешь! — была светла и полна Егором. Но не было боли в той печали, а только светлая легкая грусть.

В конце концов, я осмелела настолько, что решилась на небывалое.

Разумеется, совершить этот поступок, я могла, только воспользовавшись отсутствием дома Муси. Она бы ничего подобного никогда не допустила бы, и в конечном итоге убедила бы меня. что делать этого не стоит. Что это постыдно, унизительно для меня и, главное, — разбередит, сорвет тонкую корочку забвения с моих душевных ран, которые мы вместе с ней так долго и трепетно врачевали.

Теперь выяснялось, что раны — то ли, действительно, зажили окончательно. То ли — не были такими уж глубокими.

Словом, не страшась более их разбередить, и воспользовавшись отсутствием Муси дома, я позвонила в приемную Егора, и, услышав в трубке знакомый голос его давнишней секретарши — невиданное дело! — относительно спокойно заговорила с ней, представившись при этом по полной форме. В последнем, впрочем, не было необходимости, женщина узнала меня уже по первым звукам голоса а, узнав, разрыдалась.

Это странное состояние длилось некоторое, довольно длительное время.

Секретарь рыдала в голос на том конце трубке, я — терпеливо пережидала этот всплеск эмоций — на своем. Наконец рыдания стали затихать, и я решилась продолжить — Я прочитала в газете… Значит, правда?

— Правда, — она снова заплакала, но уже тихо и как-то обречено, слезы не мешали нашей беседе — Когда же похороны?

— Ой, мы ничего не знаем, никто ничего не говорит. Но вроде бы еще даже не доставили тело оттуда, из Швейцарии — она помолчала, возможно пережидая очередной приступ плача, а возможно, раздумывая, как сказать мне, то, что собиралась сказать, — Мы здесь думали, ну, те, кто давно работает с Егором Игоревичем, как сообщить вам и сказать, чтобы вы обязательно приходили на похороны… Потому что мы… мы все помним вас и он… он тоже помнил…

Ваша фотография у него в кабинете стоит… Вот. Вы оставьте свой телефон, если можно, я позвоню, как будут какие — ни будь новости… Хорошо?

— Конечно — наверное, в эту минуту эта добрая женщина пожалела обо всех словах сказанных мне, я и сама искренне удивилась тому, как ровно прозвучал мой голос. Пустота в душе расползалась вокруг меня, образуя какое-то холодное облако: его прохлада сквозила в моем голосе, и я ничего не могла с этим поделать, — Конечно. — повторила я, чтобы хоть как-то подчеркнуть свою сопричастность со всеобщим несчастьем. — Конечно, запишите мой телефон. И, пожалуйста, держите меня в курсе, если это не создаст для вас дополнительных сложностей. — Про сложности я подумала в последние минуты, просто мне пришла в голову мысль, что на месте «другой женщины» я была бы не в восторге, узнай, что секретарша моего, пусть и покойного мужа, общается с его бывшей женой. Но моя собеседница поняла меня с полу — слова.

— Мне теперь уже все равно.

— Почему?

— Потому что мне теперь здесь, по всякому — не работать.

— Но почему? Егор ценил вас и всегда говорил о вас только в превосходной степени, может его преемник…

— Какой преемник? Разве вы ничего не знаете?

— Нет, простите, не знаю. После того, как мы с вашим шефом расстались, я практически ничего о нем не знаю.

— Очень жаль. Вернее, вам-то, конечно, все равно, но у него не будет преемников, потому что теперь у него нет ни одного партнера, кроме нее…

— Кого — ее? — новость была настолько неожиданна, что я не сразу смогла усвоить очевидное.

— Его нынешней жены, простите, что говорю вам это…

— Ничего страшного, прошло уже много времени и я.. я — мне пришлось сделать небольшую паузу, потому что я действительно не могла подобрать название своему теперешнему состоянию. Время было конечно, совершенно, не причем, ибо это было дело последних трех дней. Но и рассказывать малознакомой, пусть и симпатичной мне женщине, про отдохновение души и прохладное облако вокруг меня было бы глупо. Это сложное душевно-телесное состояние вряд ли оказалось бы ей понятным, скорее напротив — напугало бы и без того несчастную тетку и, чего доброго, склонило к мысли, что я попросту помешалась. Однако слово я все же подобрала — успокоилась. Вполне. — Добавила я для пущей убедительности, и в это она поверила сразу — Конечно, жизнь продолжается, а вы такая красивая и сильная женщина, мы до сих пор вас вспоминаем и не можем понять…

В другое время слова ее полились бы живительные елеем на мои пусть и зажившие раны.

И те, которые про красоту и всеобщее непонимание поступка Егора.

И те, которые про мою фотографию, что, оказывается до сих пор в его кабинете…

Но передо мной маячило нечто, что привлекло все мое внимание до капли, во что впилась я всем своим сознанием, как щупальцами атакующего гада морского. Я точно знала: сейчас мне предстоит услышать главное. И оно прозвучало.

— Так что вы хотели мне сказать, о чем я не знаю?

— Да — да. Вы не знаете. Она ведь теперь единственный его партнер по фирме и заместитель тоже. И вообще последнее время у всех такое впечатление, что руководит компанией больше она, а Егор Игоревич — так, больше по представительской части и с заграничными банками.

— То есть, его нынешняя жена работает у вас?

— Простите меня, может, я и не должна была вам этого говорить, но прошло уже, и правда, столько времени… Она и работала у нас. Еще когда Егор Игоревич жил с вами… А потом… Я же говорю, мы все до сих пор не можем понять…