Отважный муж в минуты страха - Святослав Тараховский Страница 15

После духоподъемного душа расставаться сразу показалось неправильным обоим: Аббас предложил выпить чаю, Саша, знакомый с иранской традицией, его поддержал. Чая, чая немедленно, ничего, кроме чая! Шмотки и ракетки бросили в зеленый Аббасов «Опель» и здесь же у стадиона, на набережной быстро отрыли кафе-стекляшку, где было жарко, как в иранской пустыне, где пустой чай им подали с некоторым пренебрежением, но все же подали. Аббас золоченым «Ронсоном» запалил «Мальборо», предложил угоститься Саше, который, после своей вечно сырой «Явы», отказываться категорически не стал, и беседа покатилась.

Понемногу открывались друг другу. Семья, родители, дети, холост, женат? У Аббаса, как у нормального иранского человека, оказалась жена по имени Парвин и уже трое детей: мальчик и две девочки; жил он в большом родительском доме на северной окраине Тегерана, в местечке Заргянде, что почти в горах, потому летом там не так невыносимо испепеляет солнце, как внизу, в самом городе. Саша, в свою очередь, рассказал иранцу о себе, работе, Светке, родителях, выложил ему почти все, исключив, понятно что.

Сам он слушал Макки с удовольствием, нравился ему его низкий, с легким скрипом голос, нравился язык, неторопливый, мелодичный, красивый, на девяносто пять процентов Саше понятный. Нравилась внешность перса: легкий аромат фирменного афтершейфа, сердоликовая печатка на пальце, некоторая небрежность в одежде и обаятельное, чуть примятое мужественное лицо. «Лицо мусульманина, со следами скрытых страстей, — романтично предположил Саша. — Что это? Карты, опиум, женщины? Все вместе сразу? Классно. Очень может быть». Макки был ему по душе.

«Враг, а такой клевый, — подумал Саша. — Хотя какой он мне враг? Режим фанатов-аятолл — да, враг, а этот Аббас, выучившийся еще при шахе да в Европе, — какой он мне враг? Нормальный интеллигентный малый. Меня попросили сыграть с ним в теннис — я сыграл и кое-что о нем вызнал. Не исключено, что заливает, но это уж дело не мое. Разведчик? Ну и что, что он разведчик? Я для него не объект, чего у меня выведывать? К тому же у меня тоже… задание. Еще посмотрим, кто круче…» — самодовольный кураж обуял было Сашу, но тотчас был им и пресечен. «Что ты несешь? — остановил он себя. — Какое у тебя задание, какой ты, в жопу, разведчик? Одноразовое дерьмо, которое смоют без ущерба для унитаза. Так сказал бы дед и был бы прав».

Подозвав официантку, Аббас, несмотря на Сашины возражения, сам расплатился за чай. «Побежденный обязан платить контрибуцию», — сказал он и добавил, что отвезет Сашу домой. Александр вяло пытался возражать, но Аббас был настойчив. «Победителю — колесница», — сказал он, распахнул дверцу зеленого «Опеля», почтительно склонил перед Сашей голову, и Саша снова увидел перед собой потомка гиганта Дария, правителя Древней Персии.

Прощаясь, пожали, словно на корте, друг другу руки, договорились перейти на «ты» и созвониться.

— До свидания, потомок Дария, — сказал Саша.

— Будь здоров, Искандер, — сказал Аббас.

Саша знал, что на Востоке так зовут Александра Македонского. «Находчивый черт», — подумал он и с сумкой на плече вошел в подъезд. Пыльные с зимы лестничные окна были распахнуты и освободили пространство для прогляда; он успел заметить, как, разворачиваясь, «Опель» на мгновение замер, и породистая голова потомка Дария едва заметно подалась наружу — вероятно, для того, чтобы разглядеть номер дома; после чего машина укатила. «Разведчик, — подумал Саша. — Классный мужик. Пусть разведывает, не опасно, мне его даже жаль. Хрен с палкой — вот что он от меня поимеет, ничего другого у меня для него нет».

Дома никого не оказалось. Саша взглянул на часы, семи еще не было. Пудель дружелюбно фыркнул, замахал опахалом хвоста и, рассчитывая на прогулку, нервно зевнул. «Сейчас, Патрик, сейчас», — отмахнулся Саша, пробираясь к телефону. Номер, мгновенно выскочив из памяти, переметнулся на кончики пальцев.

— Алло. Здравствуйте, Альберт. Это Шестернев, — сказал Саша. И стал быстро излагать события дня.

— Вы большой молодец, Шестернев, — перебил его Альберт. Все это надо записать, чтоб ни одна драгоценная деталь не пропала. Запишите. В форме отчета на страничку-полторы — для такого журналиста, как вы, это не труд, разовая, ни к чему не обязывающая радость. Сделаете и мне передадите. Ок? Вы меня поняли? Нас интересует ваше мнение о вашем партнере. Вы поняли меня?

— Понял, — ответил Саша, попрощался и тихо положил трубку. «Коготок увяз — всей птичке пропасть», — почему-то взметнулась в нем любимая бабушкина присказка. «Не к месту и не по делу», — подумал он, но прилипшая к сознанию, будто колючка репейника, присказка не собиралась забываться и трепала мозги. Скулеж Патрика добавлял нервов. Наконец, как потребность вздохнуть, захотелось немедленно со всем этим покончить. Сел к столу, изготовил к делу свой любимый шведский шарик «Баллограф», начал писать, но долго ничего не получалось, комкал и мелко, и тщательно, будто заметая следы, рвал бумагу. Чувствовал, что делает не столько секретное, сколько какое-то постыдное дело, отвращала мысль, что эта писанина напоминает донос и что, если она попадет на глаза домашним, особенно деду, будет худо и позор. Чувствовал, а все же пытался писать. А не получалось потому, что никак не мог поймать нужный тон и нужную манеру изложения. Наконец, сдвинулось, пошло, разогналось и далее вдохновенно — потому что увлекло — полетело; с ним так бывало всегда, когда в организме запускалась химия творчества. «Отчет о встрече» — озаглавил он свою новеллу и начал так: «26 июня я встретился с Аббасом Макки у входа на стадион „Лужники“ со стороны Теннисного городка и спорткомплекса „Дружба“». Писал и думал: «Какую чушь терпит бумага, чем мы, люди двадцатого века, занимаемся?..»