Дуэль с собой - Борис Пугачев Страница 15

Страх многих лишает апломба, ввергает надолго в прострацию, а запах от них, как от бомбы, попавшей в канализацию.

Э. Севрус

В пятницу после обеда Родик вместе с женой и дочкой уехал на дачу. Надо было подвязать малину, все убрать на зиму. Вернулись только утром в понедельник. В почтовом ящике Родика ждал большой пакет со множеством печатей. Отправителем, судя по обратному адресу, было посольство США. Родик поднялся в квартиру и аккуратно, подозревая неладное, вскрыл послание. Внутри лежал всего один листок. Текст был написан на русском языке и гласил, что на письменную просьбу Родика о предоставлении американского гражданства посольство предлагает ему явиться в определенный день и в определенное время для собеседования. Письмо было подписано консулом.

Надо заметить, что если бы Родик не работал в закрытом институте и не имел бы высшую форму допуска к секретным документам, то такому письму даже обрадовался бы. Перестройка дала негласное добро на эмиграцию, и тысячи людей уезжали каждый месяц. Возможность переезда в США интересовала любого советского человека, а для многих была очень желанной.

Для Родика же такое письмо таило целый комплекс возможных проблем и очень крупных неприятностей, из которых лишение его допуска к секретным документам было самым малым и после решения об увольнении не столь важным. Хотя еще несколько месяцев назад он воспринял бы это как трагедию, поскольку лишение допуска автоматически предусматривало увольнение и невозможность работы не только по специальности, но и в любых достойных местах.

Держа в руке письмо, Родик, в котором еще жил страх перед КГБ, выстраивал более страшную цепочку.

Во-первых, его двоюродная сестра и тетка в конце семидесятых, пользуясь благами еврейской эмиграции, уехали из СССР и теперь проживают в Нью-Йорке. Родик, естественно, не сообщил об этом в КГБ, хотя был обязан это сделать. Во-вторых, он тайно от российского КГБ и специальных служб института ездил за рубеж, нарушая тем самым массу инструкций и подписок. В-третьих, и это самое главное — Родик ничего не писал в американское посольство, но как это доказать. «Очевидно, у американцев есть мое письменное заявление, — размышлял он. — Кто-то это письмо изготовил».

Все вышеперечисленное складывалось в последовательную картину, способную заинтересовать КГБ. При желании ее не трудно раздуть в шпионскую историю, достоверность которой легко подтвердить на основе произошедшего летом инцидента. Родика пригласили в спецсектор и показали американскую статью, в которой описывались некоторые его разработки. Странными были многие совпадения, вплоть до буквенных обозначений, не говоря уже о результатах. Статью явно писал человек, как минимум читавший работы Родика, и, если оценивать объективно, все это больше походило на перепечатку. Тогда особого значения этому не придали и ограничились отпиской. Сегодня этот факт могли рассмотреть под иным углом — как передачу секретных документов.

«Что делать? — думал Родик. — Сообщать в КГБ опасно, а не сообщать еще хуже. Вероятность того, что узнают, очень велика». Посмотрев на часы, он понял, что опаздывает на работу. Ведя машину, он продолжал анализировать ситуацию. Ясно: кто-то его подставил. Можно предположить, что директор института. Он наверняка не располагал всеми данными, просто «выстрелил» наудачу и случайно попал в цель. Если так, то надо срочно сообщать о письме в КГБ. Но если это не директор, а кто-нибудь из конкурентов по кооперативной деятельности? Тогда следующим шагом станет сообщение в КГБ о его поездках за рубеж и о наличии родственников в США. Кагэбэшники начнут копать и узнают о письме из посольства. При таком раскладе тоже стоит сообщить в КГБ. Причем медлить опасно. Но как и куда сообщать — тоже вопрос. Положено в институт, но даже если «ноги растут» не от директора, тот раздует из этого целое дело. Связей у него много. Всплывет дурацкая статья… Институт необходимо миновать. «А вдруг письмо из посольства — чей-то розыгрыш? — мелькнула мысль, которую Родик тут же отбросил. — Нет. Сомнительно. Бланк типографский, конверт фирменный». Сев за письменный стол в рабочем кабинете, он решил: «Вечером позвоню Пашке. Он все время пишет письма в разные посольства с просьбой принять его. Пусть оценит, что это за послание. Надо с ним вместе проанализировать возможное развитие ситуации».

Однако анализировать не пришлось. Раздался телефонный звонок, Родик поднял трубку и услышал мужской голос с явным зарубежным акцентом: «Мистер Жмакин, вам звонит…» Родик, не дожидаясь продолжения, хлопнул трубкой по рычагам, по спине пробежала струйка пота. Не успел он о чем-то подумать, как телефон зазвонил опять. Больше Родик не отвечал, хотя понимал, что мера эта временная и рано или поздно если не он, то кто-то другой трубку поднимет. Родик знал, что все телефонные разговоры записываются на магнитофон, и вполне вероятно, что инженер по режиму, зная скандал с увольнением, слушает все записи, касающиеся Жмакина. «Взялись за меня основательно. Даже рабочий телефон вычислили. Надо сообщать, — решил Родик. — Напишу заявление, но не в институт, а в район, по месту жительства».