188 дней и ночей - Януш Леон Вишневский Страница 15

Я все думал, почему дело обстоит именно так. Попытался хоть на мгновение отождествить себя с теми женщинами (их 41 %), которые терпимо относятся к измене. Мужчины в данном случае мне менее интересны, потому что они относятся к измене скорее как к спорту, а я мало интересуюсь спортом. Для многих мужчин, как и в спорте, в зачет идет только результат. Они часто не помнят даже, с кем играли. Знают только, что были ножки, сиськи, попки.

Но почему женщины?! Я пришел к выводу, что, возможно, это проистекает из изначальной мудрости этих женщин. Всеобщее мнение, что у мужчин бывают угрызения совести, исходит из смелого предположения, что у мужчин вообще есть совесть. Признание мужчины в измене (лично я считаю, что в любом случае это ошибка) доказывает, что у некоторых из нас совесть все-таки есть и что она иногда грызет человека. Вы ведь согласитесь, что нельзя иметь угрызения совести, не имея совести. А когда женщина вдруг обнаруживает, что у мужчины, с которым она живет и который столько раз подводил ее, есть совесть, то есть что он вовсе не такой плохой, каким она его себе представляла, она начинает колебаться: может быть, ради этого стоить его простить? Последний раз. Особенно когда он врет так, как ей больше всего нравится: «Понимаешь, вечер, отель, три с половиной промилле алкоголя в крови, минутная слабость…» Он признался «когда», он признался «где», он признался «как». Лучше простить и не вытягивать «почему» — ради собственного же спокойствия. Может, отсюда берется этот (целый!) 41 %?

Приведенные выше данные касаются только измен, которые уже были выявлены. Вся «подводная часть айсберга измен» все еще скрыта и ждет своих анкетеров. Из собранных за последнее время в Польше данных следует, что на постоянной основе двойную жизнь там ведут 25 % населения, но только 4 % населения подозревают, что являются объектом измены. Для всех было бы лучше, если бы эти измены навсегда оставались тайной. Если верить психотерапевтам, занимающимся терапией семейных пар, признание в измене приносит значительно больше потерь, чем ее сокрытие. В связи с этим, для блага заинтересованных, они призывают «задействовать все возможные средства», чтобы, что называется, спрятать концы в воду. При этом они ссылаются на данные своих кабинетов: среднестатистический брак «с третьим неизвестным» длится дольше, чем брак с «третьим известным». Автор упоминавшейся выше «Потаенной любви», мюнхенский психоаналитик и психотерапевт Вольфганг Шмидбауэр, даже советует время от времени прибегать — в случае сомнений и возможных подозрений партнера — ко лжи и обману так же, «как люди прибегают к пенициллину во время воспаления легких». По-моему, это странный рецепт еще более странного врача. А впрочем, ничего странного: в последнее время в домах из бетона стало много странной любви. Вы так не считаете?

Сердечно и задумчиво,

ЯЛВ

Варшава, пятница

Пан Януш,

в очередной раз мы возвращаемся к теме измены. Я, наверное, не самый удачный собеседник в этом вопросе. Неверность дает то, чего не дает верность, утверждают любители ходить на сторону. Любовный адреналин. Пятьдесят лет назад Альфред Чарльз Кинси [17]пришел к выводу, что 26 % американок находят любовника в конце пятого года замужества. В наши дни их количество возросло в три раза. На измену влияет и равноправие. Радоваться или расстраиваться? В свою очередь, двое американских исследователей полов Джордж Насса и Роланд Либи говорят о стирании границ, которые разделяют природу мужской и женской измены. Из опубликованных ими данных следует, что почти 60 % мужчин и 55 % женщин начинают изменять своим партнерам до сорока лет. При этом был опровергнут миф, что женщины чаще изменяют тогда, когда чувствуют себя несчастливыми в браке.

Я могу понять все поводы, из-за которых люди изменяют, но я также не хотела бы быть с кем-то, кто мне изменил, или с тем, кому изменила я. Разумеется, существуют еще и разного рода семейные и финансовые вопросы, ну и, конечно, самое главное — дети. У меня их нет, и, может быть, поэтому в вопросе измены я так ортодоксальна. Возможно, именно поэтому меня не пугают привлекательные женщины, появляющиеся рядом с моим мужчиной, — моя позиция ясна: понять пойму, но не прощу. Однако этот девиз касается обеих сторон. Я также знаю, что для меня измена означала бы, что я влюбилась в кого-то другого.

Скучно и несовременно. Ничего не поделаешь. Честно говоря, мне не хочется писать на эту тему, поскольку за последнюю четверть века мое мнение не изменилось. О господи!

С уважением,

МД

Франкфурт-на-Майне, суббота, вечер

Вы тоже чувствуете себя в ноябре «выжатой»? На меня ноябрь наводит тоску и удручает. Если бы только можно было изменить календарь, я первым делом вычеркнул бы из него ноябрь. Каждый год я обещаю себе, что откажусь от летнего отпуска и поеду в ноябре туда, где весна встречается с летом. Бегство из меланхолии севера в беззаботность юга. Вроде как то же самое (так считают постоянно подверженные депрессии финны), но это «грусть под солнцем». К сожалению, до сих пор я не выполнил данного себе обещания. Единственная положительная сторона ноября — становящиеся все более долгими вечера. В такие вечера (около 19.00) я отхожу от компьютера, химии и программирования и читаю. Поворачиваю телевизор экраном к стенке и достаю книги из кипы отложенных «для обязательного прочтения». Некоторые лежали и ждали своей очереди с января.

В ноябре я охотнее всего читаю философов. Философия увлекает. Родилась она из человеческого удивления и сама это удивление рождает. Кроме того, она — своего рода моя «неосуществившаяся любовь». Изучая физику в университете им. Николая Коперника в Торуни (вторая половина XX века), я решил параллельно закончить еще один факультет. Совершенно бессмысленно — если принять во внимание время, в которое мы тогда жили, — я выбрал экономику. В результате я — магистр физики и магистр экономики. Но этот второй титул ассоциируется у меня скорее с магистром алхимии. Во второй половине XX века (поздний Герек [18]) «экономика» была даже не мистикой (таковою была философия). Она была мистификацией.

Если бы мне пришлось расписать философов по месяцам, то к ноябрю я приписал бы Шопенгауэра (родился в Гданьске) и Ницше. Никто больше так не подходит к ноябрьскому дождю и грусти, как эти двое. Апологеты тотального пессимизма, нигилизма и безнадежности. Даже удивительно, что они могли стать источником вдохновения для других. А ведь стали: для Мальро, Манна, Шоу, Штрауса, Вагнера, Малера. Все они черпали из тех двух полными пригоршнями. А в Польше: Пшыбышевский, Стафф, Бжозовский. Грусть, тоска и боль привлекают и искушают. Эти чувства несравненно легче делить с другими, чем счастье. По себе это знаю. В моем «Одиночестве в Сети» столько печали и страдания, что одна из читательниц написала мне: «Книга, которую я взяла бы с собой в могилу? „Одиночество…“. Она искусно доводит человека до состояния отчаяния».