Поправка Джексона - Наталия Червинская Страница 15

— Что-что?

— Да, настоящий великий князь! Он был совершенно очаровательный мужчина, подлинный бонвиван… Прямо как ваш кузен! — шепчет мне на ухо Сюзанна театральным шепотом. — Весь Новый Орлеан в него влюбился. До этого королей не было; но тут решили, что представителя царской фамилии должен встречать равный по рангу. Королем выбрали банкира, звали его Луи Соломон. И это был самый замечательный карнавал в истории Нового Орлеана, в 1872 году…

— Боря, да слушай ты, не засыпай! Это значит через одиннадцать лет после раскрепощения крестьян и через десять лет после эмансипации рабов. Их владельцы друг другу сочувствовали: им нельзя было больше бить кнутом крестьянку молодую… И они тут Соломона Королем выбрали! То-то сын Александра Второго Освободителя должен был обрадоваться!

— У великого князя была здесь любовница, она пела в бурлеске, в водевиле «Синяя борода». В честь Алексея Романова ее песенка стала гимном карнавала. Тайных карнавальных обществ очень много — членство в наших обществах тайное. Мы весь год готовимся, а продолжается карнавал два месяца. У белых обществ древнегреческие и древнеримские имена. Самые главные — Комус и Рекс.

— Нет, Боря, Рекс — не немецкая овчарка, а царь по-латыни. Потом еще Момус и Протеус, то есть Протей. Венера, Эндемион… Боря, ты что, совсем осоловел? Ты мотай на ус: Момус, Комус…

Боря сидит в шезлонге, пьет коньяк и дышит жасмином.

— Я все слышу, — отвечает Боря.

Это правда. По семейной легенде, Боря проспал в институте все четыре года, а потом защитил диплом с отличием, как Илья Муромец. В мозгах у Бори уже спрессованы и Момус, и Комус, и Протеус, и великий князь, и черепаховый суп, и лягушачьи лапки, уж не считая точных цен на все виды электроники. Вот он сейчас пьет Сюзаннин коньяк, а дома ему еще сколько выпивки поставят за все эти экзотические сведения.

— Кроме того, есть черные общества, которые называются «племена». Раньше рабам не разрешали надевать маски, но они все равно наряжались… Между карнавальными племенами была такая конкуренция, что они шли стенка на стенку и рубились топорами, — перевожу я. — Топорами? Томагавками, наверное.

— Главное черное общество называется «Зулусский клуб социального обеспечения и развлечения». Зулусский клуб никогда не сообщает о маршруте своего парада, их надо разыскивать по всему городу. Люди бегут туда, откуда музыка доносится, а они уже ушли… Зулусы бросают в толпу золоченые кокосы, а мы — карнавальные дублоны и бусы. До конца шестидесятых бусы были такие красивые, из чешского стекла, но потом там начались какие-то социальные беспорядки…

— После подавления Пражской весны, — бойко перевожу я, — были введены экономические санкции, и бусы теперь пластмассовые…

— Балы во время карнавала закрытые, чтоб попасть на бал, надо быть членом общества. А это нелегко, потому что новых членов принимают, только когда из старых кто-нибудь умирает… Ой, ваш кузен, бедняжка, совсем устал! Ну давайте я вам покажу музей и поедем на озеро.

Мы поднимаемся на второй этаж, восемнадцатого века. Сюзанна показывает нам главную достопримечательность: по узкой винтовой лестнице мы взбираемся в крошечную башенку на крыше. Из окна видна река.

— Вдовья башня! Жены моряков и коммерсантов должны были сидеть в этих башнях, смотреть на устье Миссисипи и ждать возвращения мужей из дальних стран. Но, конечно, если…

Сюзанна подмигивает мне и отпускает такую непристойную шуточку, что я даже не решаюсь перевести кузену. Я не хочу вселять в него сомнения и подводить святую Ирму под монастырь.

На первом этаже девятнадцатого века главный экспонат — огромный письменный стол, Сюзанна утверждает, что он принадлежал лично Наполеону Бонапарту.

Самое интересное в этом музее, что он — Сюзаннино жилье. Она тут живет, причем совершенно одна. На наполеоновском столе — компьютер и валяются квитанции свадебного бизнеса. Некоторые предметы ее обихода в музейных витринах, но она их вынимает и ими пользуется.

Мы усаживаемся в старую побитую машину, разгребая на заднем сиденье коробки с флердоранжем. Наверное, у нее есть и другая машина, поновее, на которой она ездит по более приличным маршрутам, а эта — для камуфляжа. Потому что сейчас мы проезжаем по таким улицам, что даже видавший виды Боря говорит:

— Бедно живут…

Люди стоят на углах, некоторые сидят на корточках, свесив руки между коленями. На асфальте стоят бумажные пакетики, из которых горлышки высовываются.

Выражение на лицах такое, какое я видела в деревне у людей, ожидающих автобуса, чтоб ехать в райцентр за продуктами. А автобус, может, придет раз в сутки, а может, и не придет. И лица-то похожие — губошлепые, зубов нет, носы картошкой; только что намного темнее. Одних раскрепостили, а земли не дали. Других эмансипировали, и они думали, что им причитается сорок акров и мул. Так до сих пор и ждут этого мула.

Глупости это, конечно; но мне кажется, что я этих людей понимаю. Экономически я к ним гораздо ближе, чем к Сюзанне. А философски — ближе, чем к Боре.

Время-то — оно проходит, как ты его ни проводи, хорошо или плохо, оно все равно проходит. И что бы ты ни делал в течение дня, к вечеру главный результат тот же: еще на один день меньше осталось. Можно с тем же успехом сидеть на тротуаре, ожидая автобуса в райцентр или всемирного потопа.

Я бы сейчас с удовольствием вышла из машины, села бы с ними на тротуар. А Боря с Сюзанной пусть дальше катятся, особенно Боря. Они с миром примиренные. А мне примирение с миром дается только при помощи алкоголя. Поэтому у меня есть мечта: под старость лет заняться алкоголизмом всерьез, профессионально и переехать сюда, в этот город. Где же спиваться, если не тут?

Только не примут меня эти люди на тротуаре с ними сидеть. Это тоже ведь очень, очень эксклюзивное общество, закрытый клуб. У меня кишка тонка. Я не умею плясать на чужих похоронах.

И едем мы дальше, и уже темно.

— Let’s face the music and dance! — поет Сюзанна.

— Переводи!

— Она поет: раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

— Не морочь мне голову. Ты переводи дословно.

— Дословно: давайте повернемся лицом к музыке и будем танцевать.

— Почему лицом? Что это значит?

— Это значит: завей горе веревочкой.

— Ну переводи же!

— Стихи? Тебе в рифму или без рифмы?

Беды нас ждут впереди,

Но пока

Музыка есть, лунный свет, и любовь, и романс,

Мы должны танцевать.

Скоро придется бежать скрипачам,

Скоро за все нам предъявят счета.

Но пока

У нас есть еще шанс, мы должны танцевать.

Скоро исчезнет луна,

Песню другую с тобой мы тогда запоем,

Плакать мы будем потом.

Но пока