Лето - Рене Френи Страница 15

Я несколько раз перечитал меню. Названия блюд плясали перед моими глазами. Я не знал, чего хочу, я хотел только ее. От этого у меня сжимало горло, вряд ли я сумел бы проглотить даже самое изысканное блюдо. Я заказал то же, что и Сильвия, и попросил лучшее розовое вино.

Вдруг ее лицо стало суровым.

— Ты его видел? — спросила она.

— Кого?

— Альтона.

— Где?

— Там, за детской площадкой. Он следит за нами.

Я обернулся. Он шел прямо на нас. Остановился перед нашим столом. Инстинктивно я положил руку на нож для мяса, которое нам только что принес официант. Подделка под «лагьоль» [3]с голубой ручкой.

— Иди домой, — пробормотал он сквозь зубы.

— Ты хочешь сказать, к себе домой, — ответила она ему очень спокойно, что было для меня так же удивительно, как и грубое вторжение этого мужчины. — Я не только поселила тебя в своем доме, я еще и кормлю тебя, а ты следишь за мной, преследуешь меня, а теперь еще и приказываешь мне.

Ревность исказила лицо Альтона.

— Иди домой, или я убью его, — выговорил он. Его нижняя губа дрожала.

Вся терраса застыла в гнетущей тишине. Все смотрели только на нас. Мне показалось, что на другой стороне площади даже останавливаются машины. Он сунул руку в карман брюк. В ту же минуту я отпрянул от стола, не выпуская из руки ножа.

— Ты не только никого не убьешь, — сказала она ему так же спокойно, — но ты сию же секунду уйдешь отсюда, а иначе можешь собирать свои чемоданы, ты ни на минуту не останешься в моем доме. Я провожу вечер с другом, мне нужно с ним поговорить. Убирайся отсюда и оставь меня в покое!

В эту минуту меня гораздо больше удивлял властный тон этой женщины, ее непреклонная решимость, чем смертоносное безумие этого мужчины, дошедшего до грани. Она шла прямо по пылающему огню, словно была сделана изо льда.

Он стоял не двигаясь. И молчал. Только его нижняя губа по-прежнему дрожала. Казалось, его загипнотизировал металлический блеск в глазах Сильвии.

Потом повернулся к нам спиной и, не сказав ни слова, свернул в первый же переулок.

Я был счастлив, что она, не колеблясь, решила остаться со мной, был счастлив этой победой, и в то же время я понимал невыразимое страдание этого человека и даже сочувствовал ему. Вот уже два месяца она терзала меня, лишала меня сна. Я мог бы быть на месте этого человека, который уходил сейчас по переулку, совершенно сломленный. Сильвия была слишком красивой, слишком хрупкой, слишком сильной. Сопротивляться ей было невозможно.

Мы пообедали, словно ничего не случилось. Я сказал, что бросил ресторан, что собираюсь, как и она, попытаться написать роман. Что отныне я свободен, могу писать, могу быть с ней. Вокруг нас снова слышался звон посуды, голоса.

Она выслушала меня и сказала:

— Я должна вернуться домой.

Я замер с открытым ртом.

— Я думал, что мы… Ты не останешься у меня?

— Ты видел его? Он следил за мной. Кто знает, что он теперь может сделать?

— Но, Сильвия…

— Я возвращаюсь, Поль.

Как и у Альтона, у меня не было сил противостоять ей. Я проводил ее, мои ноги дрожали. В ней было что-то роковое. Бес ревности вновь принялся за свои бесовские пляски.

В который раз я вернулся к себе домой один. Я чувствовал себя стариком, старше этих улиц, этих стен. Старше тишины. Тишина заполнила собой все вокруг; деревья, где спали сороки, казались совсем далекими. Каким бы счастливым и спокойным я мог бы чувствовать себя здесь, один среди крыш, облаков, книг и птиц. На улице поднялся ветер, звезды стали светить ярче. Я чувствовал себя старше этой летней ночи. Я стал рабом этой женщины, а если точнее, одним из двух ее рабов. Может быть, Тони был прав? Конечно, я был околдован. Может быть, она сам дьявол? Сколько еще она будет играть со мной?

Я порылся в своих вещах и нашел чистую тетрадь и ручку и сел за кухонный стол. Я открыл первую страницу тетради, а дальше стал делать то, что делал уже несколько недель, — ждать.

Я подумал: может быть, стоит встретиться с Альтона, поговорить с ним, попытаться понять, что же с нами обоими происходит? Я вновь видел, как его сутулая спина исчезает в переулке. Его спина была и моей спиной. И все же этой ночью она была с ним, а я сидел перед своей тетрадью и не находил слов. Я корчился, словно лист бумаги в огне.

Именно с этой ночи я стал пить анисовый ликер, один, перед раскрытой школьной тетрадкой, лежащей на кухонном столе.