Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф Страница 15

Все женщины генетически запрограммированы так, что они всегда знают, как следует вести себя на вечеринке в честь тридцатилетия их лучшей подруги. Они знают, что в их обязанности входит оставаться до самого конца, награждать пришедших соответствующим количеством объятий, дружеских похлопываний по плечу и одобрительных кивков, а потом, поздно вечером, предаваться вместе с именинницей бесцельным воспоминаниям о чудных временах, которые, может, и не были такими уж чудными, но о которых все равно стоит вспомнить — просто потому, что они были. Зачастую это помогает пьяной тридцатилетней женщине с горошинами прыщей на лице понять с абсолютной ясностью, что любые времена поистине драгоценны.

Габриель присутствовал на вечеринке как близкий друг Сэма. Они работали в одном и том же офисном здании: Сэм — в рекламной фирме, занимавшей большую часть его площадей, а Габриель — в офисе сайта, для которого писал статьи на спортивные темы и который находился в цокольном этаже. Они познакомились после того, как их здание обошло электронное письмо, в котором спрашивалось, не желает ли кто вступить в любительскую футбольную команду. Футбольная команда так и не материализовалась, но несколько человек со всего здания все-таки собирались летом, чтобы просто попинать мячик в парке, а потом вместе покашлять и выпить по паре пива.

Сэм и Габ пошли дальше и стали встречаться каждый вторник. Они не очень хорошо знали друг друга, но это не имело значения. Они вместе выпивали и смеялись над парнем по имени Барри, который играл в футбол в майке с гастролей Фила Коллинза. [21]И, что гораздо важнее, они оба болели за «Челси», а это означало, что они могут болтать друг с другом по четыре-пять часов напролет, не испытывая скуки.

Вечеринки, устраиваемые в баре, живут по тем же законам, что и любые другие вечеринки: в первый час все присматриваются друг к другу, смачивая горло водкой и бутылочным пивом и разговаривая о всякой ерунде с теми, кого знают. Это немного напоминает первые пять кругов забега на десять тысяч метров: ведется не слишком активная борьба за лучшую позицию, спортсмены находят свой ритм, затем настраиваются на долгий бег, который завершится неминуемым спуртом перед самым финишем.

Неизбежно в компании оказывается кто-то, кто сходит с дистанции слишком быстро. В данном случае это была младшая сестра Иззи, Мойра, которая сразу же стремительно вырвалась вперед. Бегущая позади плотная группа более опытных спортсменов пропустила ее и продолжила бег в умеренном темпе. Соответственно, Мойра выбыла из состязаний уже на двенадцатом круге. Говоря иными словами, ее стошнило на пол и на ее собственную бархатную блузу от Николь Фархи, [22]после чего старшая сестра уже в четверть одиннадцатого посадила ее в такси и отправила домой.

Габриель был высокий, с полными губами и темными волосами. Семь лет назад он мог похвастаться впечатляющей челкой, но уже тогда было ясно, что его волосы готовы расстаться с хозяином, а некоторые уже успели дезертировать. В целом, однако же, он был весьма интересный мужчина, на которого хорошо ложится загар и который умеет себя подать. Его тело словно говорило: «А по вечерам я хожу в фитнес-клуб». Когда ему едва перевалило за двадцать, ему пришло на ум скопировать походку с Джеймса Коберна [23]в «Великолепной семерке», и он путем длительных упражнений достиг желаемого результата. Габриель считал, что каждый человек должен сам выбирать себе походку, а не ковылять как придется. Он верил, что способность мужчины самому решать, как он будет ходить, как раз и отличает его от человекообразных обезьян, — это и еще, разумеется, наличие брюк. Он был — во всяком случае, в те давние времена — человеком, который размышляет о подобных вещах, лежа ночью в постели, и приберегает умения для таких выходов в свет, как вечеринка Иззи… хотя ему и казалось, что он никогда, никогда не воспользуется своими умениями.

Элли и Габриель заговорили в первый раз около десяти вечера. Их внимание, как и внимание многих других, привлекла к себе Мойра, чьи взъерошенные каштановые волосы начали все чаще попадать в кувшин с пинья-коладой. Ее уже подташнивало, и она разрывалась между двумя вполне естественными в ее состоянии желаниями: уснуть и спеть песню «Dancing Queen». [24]Бедная Мойра сидела, закрыв глаза и уронив свою хорошенькую головку на круглый металлический столик, и у нее в мозгу звучал голос, который слышала одна она: «Сегодня я, Мэтью, буду Агнетой». [25]И бедная Мойра высоким голосом звезды диско принялась напевать что-то невнятное, отважно скрывая тот факт, что из всей песни, кроме слов «танцующая» и «королева», не помнит ничего.

Элли и Иззи направились к Мойре. Они были с ней нежны и заботливы, но вместе с тем относились к ней несколько покровительственно. Сэм, который в это время как раз беседовал с Габриелем и Руудом Гуллитом, [26]оглянулся и произнес:

— О Мойра.

Потом он подошел поближе к ее столику, а Габриель, уже давно присматривавшийся к Элли и заметивший, что она возится с подвыпившей девчонкой, водрузившей себе на голову кусочек ананаса, просто не мог не подойти вслед за ним.

Конечно, он мог бы спросить: «Вам нужна помощь?» — с тем сомнительным выражением заботы, с каким обычно произносят подобные слова. Он мог бы спросить: «В чем дело?» — и таким образом произвести впечатление совершенного идиота, который вообще никогда не бывал в барах. Вместо того, засунув руки в карманы и немного понаблюдав за тем, как Сэм помогает Иззи и Элли, пытающимся докричаться до Мойры, словно та не пьяная, а глухая, Габриель вдруг запел.

Это немедленно привлекло внимание Мойры. Она принялась отбивать такт, грохая по столу рукой, потом выкрикнула: «Dancing Queen!» — и повалилась со стула назад спиной. Но даже тогда, барахтаясь на полу и путаясь в юбке, Мойра умудрилась еще раз прокричать: «Dancing Queen!» — и улыбнуться Габриелю, после чего ее стошнило.

Когда Иззи и Сэм кинулись к ней, чтобы поднять, Элли сказала Габриелю:

— Хороший ход.

— Вот такое впечатление я произвожу на женщин. Если бы у нас с ней было свидание, я бы счел, что оно прошло на высоте.