Павел Чжан и прочие речные твари - Вера Богданова Страница 15

«Ба!» – Павел зовет его, и слово вылетает в воздушном пузыре, плывет к отцу.

«Я слышу», – говорит отец, не открывая глаз, а очень хочется, чтобы открыл, чтобы взглянул хоть раз на то, что выросло. Быть может, улыбнется, скажет, как они похожи, спросит, как дела. Но нет, не смотрит.

«Ты заблудился, Баолу, – говорит он. – Тебе не место здесь».

«Баба», – начинает Павел, но отец его перебивает.

«Твой разум должен оставаться чистым. – Павел вспоминает эти строки: чжан ^[12] седьмой, книга «Пути». – Ты должен, не сражаясь, покорить врага. Посеять зёрна будущих побед в тело его, чтоб проросли они, разламывая изнутри устои зла, как лопается вздувшийся кирпич на солнце. Ты никому не можешь верить, даже себе, ведь вера основана лишь на обрывочном и субъективном, на том, чего желаешь ты, а не на том, что есть на самом деле, Баолу. Запомни: правды нет».

«Баба!»

Вдруг поднимается волна и тащит Павла прочь, вместе с песком и сором. Отец скрывается за темной тучей, спину режет каменное дно, и раковины, и чьи-то кости. Павел молотит по воде руками, плывет вперед и вверх, цепляет пальцами песок, обдирая брюхо, выползает, как доисторическая рыба. Плечи и макушку поливает дождь, и слышен звон, тот пробивается сквозь войлок облаков.

Будильник голосит всё громче.

6

Пациентка из восемнадцатой поступила недавно. Таких сразу видно: тощие или же, наоборот, невероятно тучные, с болезненным цветом лица и лихорадочным блеском в глазах. Они смотрят тебе на руки – нет ли в них арок или планшета? А если есть, то какой марки? Представляются никнеймами, общаются мемами, спрашивают о новостях политики, экономики и блогосферы. Это они взрывают хомяков в микроволновках, жрут живых птиц, рыб и осьминогов, показывают грудь и прочие места незнакомцам в чате-рулетке, облизывают сиденья унитазов в самолетах, режут себя, садятся кому-то на лицо, всё в 3D и напоказ. Это они помнят, сколько у них подписчиков, но забывают пообедать.

– Вам нужно поесть.

Пациентка подняла на Соню мутный от таблеток взгляд. К еде она так и не притронулась, поднос стоял на тумбочке у койки. Худые и бледные, в тон выданной пижаме руки она сложила на коленях. Ногти обгрызены, кожа вокруг них тоже, до болячек, хотя пальцы такие красивые: тонкие, длинные.

– Зачем?

Не голос – скрежет сломанного механизма, Соня даже вздрогнула. Выпрямившись, она оперлась на швабру.

– Что значит «зачем»? Чтобы жить.

– Зачем это – жить вот так? Один день похож на другой, и снова, и снова, всё такое серое, скучное. Это жесть, Сонечка, это какой-то отстой.

– Вам обязательно станет легче. Вот вы завтра поговорите о ваших мыслях с Элиной Вадимовной, и она поможет. Она помогла уже многим в нашем центре, – для большей убедительности добавила Соня, собрала сор в щепотку, бросила в пластиковый мешок, закрепленный на тележке, отжала швабру и полезла ею под кровать.

Психотерапию в «Благих сердцах» все поступившие проходили с первого дня. Еще были группы поддержки и обязательная служба по утрам. Пациентов собирали в церквушке на территории, батюшка пел густым басом, хор подпевал, и от эха, что возносилось к куполу, даже у Сони что-то трепетало в животе.

Она прополоскала швабру в мыльной воде и с широким отмахом протерла комнату еще раз. Пациентка следила за Соней, забравшись с ногами на кровать. Глаза ее – слишком большие на истощенном лице – поблескивали в полутьме. Теперь они не казались сонными.

– Соня… – прошептала пациентка. – Принеси мне планшет, пожалуйста. Нужно срочно брату позвонить.

Ох, ну вот начинается опять. Криво улыбнувшись, Соня убрала швабру в тележку. Пора катить отсюда.

– Я не могу, вы же знаете. Да и связь здесь не работает.

– Ты отключи интернет, я в сеть не полезу. – Пациентка Соню не слышала в упор, но смотрела очень внимательно. Глаза сузились, пальцы смяли простыню, и тихо-тихо затрещала ткань. – Ну Соньк, ну камон! Один звонок.

Поморщившись от фамильярного «Соньк» и старперского «камон» – когда так говорили? лет три- дцать назад? – Соня отступила к двери. Не спеша, не выдавая страх.

– Я не могу, простите, – повторила, вышла и быстрей задвинула щеколду.

Православный реабилитационный центр «Благие сердца» был местом спасения многих зависимых. Круг тишины, обведенный бетонным забором. Посмотришь из окна – а там всюду лес, вечнозеленое море сосновых игл. Подмосковный свежий воздух, щебет птиц, колокольный звон, запах выпечки из кухонной пристройки. Лучше места не придумаешь, чтобы прийти наконец в себя.

А на прошлой неделе один новенький повесился. Всё просил очки или планшет, выл за дверью, потом выдрал резинку из трусов и привязал себя за шею к батарее. Обувь со шнурками и прочие личные вещи у пациентов отбирали, но никто не подумал про старые огромные трусы, и за камерами не следили. А когда увидели, было уже поздно, и распластанная глыба его тела на полу будто отпечаталась на Сониных глазах. Она не могла забыть по-женски обвислую грудь, крохотную в сравнении с ней голову с пятачком лысины и похудевший бледный живот, который наплывал на бескровные ноги мягкой складкой, скрывая пах.

Умерший был программистом, и Соня сразу подумала о Паше, о том, как он выпадал из реальности каждый раз, стоило ему надеть очки. В такие моменты он будто немного умирал, и часть его растворялась в двоичном коде. А может, это код внедрялся в тело, встраивался в спираль ДНК, как вирус.

Соня протерла наклеенную на дверь иконку и покатила тележку к следующей комнате.

Мыть полы ей выпадало дважды в месяц. Она ходила по реабилитационному центру в черной косынке и черном просторном платье, поверх которого повязывала фартук, и шваброй (а не с помощью этих ваших новомодных пылесосов, Иван Тарасович примерно так сказал) отмывала пол. В остальное время – а это раза два в неделю, в свободные от подготовительных курсов и работы в «Али» дни – Соня стирала и гладила белье в прачечной в подвале, дежурила в столовой, размещала новеньких, внося их данные в базу. Если требовалось, кроме анкетирования она находила юристов, врачей, помогала связаться с родственниками и получала рецепты на лекарства. За работу в центре Соне не платили, всё на добровольной основе и с Божьей помощью. Но, опять же, хорошая практика общения с больными – плюс к портфолио при поступлении в мединститут.

В следующей комнате обосновались Сысоевы: мать с дочерьми одиннадцати и восьми лет. Зависимыми они не были, скорее – созависимыми, и скрывались от отца семейства. Мать просто не знала, куда еще пойти, в полицию заявлять категорически отказалась, и «Благие сердца» были единственным местом в мире, куда ее муж не заявился бы даже под страхом смерти.

За окном стемнело. Мать спала лицом к стене, а девочки, ласковые воздушные создания, похожие на фей, делали друг дружке прически, мурлыча попсовую песню. Они делили волосы на пряди и сплетали их в немыслимые свадебные кренделя. «Это нас папа научил для стрима», – пояснила старшая, и Соня содрогнулась.