Двадцать кубов счастья - Дамер Кит Страница 15

Тогда я познакомился с двумя его приятелями, которые занимались подсобной работой. Паштет – худощавый молодой парнишка лет двадцати, вечно улыбавшийся и всегда приседавший на уши, так как любил поговорить, и Гера – крупный, жилистый двадцатипятилетний молодой человек, у которого было квадратное морщинистое лицо, темные зубы и грубый взгляд. Про таких обычно говорят «не связывайся». Если Паштет был на вид безопасен, то Гера выглядел так, словно вырвет сейчас твое сердце и съест его. Он с легкостью мог средь бела дня запинать прохожего, если был не в настроении и снять с него кроссовки. Он уже делал так. Чтобы вы поняли, предприятие, в котором брат трудился, находилось в неблагоприятном и отдаленном районе города. Этот район был полон алкашей, отморозков и наркоманов, на каждом шагу валялись разбитые и пустые бутылки, использованные шприцы и мусор. Через несколько лет, конечно, там наведут порядок, но пока что это было начало нулевых. Соответственно, на работу в основном устраивались местные ребята, одними из которых и были отмороженные героиновые торчки – Паштет и Гера. Но какие все-таки люди бывают разными. Два новых друга моего брата были весьма милыми парнями и очень ценили дружбу со своим начальником, которого глубоко уважали. Это было понятно по их разговорам и отношению. Когда брат впервые познакомил меня с ними, ребята сразу прониклись ко мне уважением и симпатией, мол, если брат классный чувак, то и его братишка тоже клевый пацан. К тому же, мы сразу нашли общий язык. После той встречи прошло несколько недель, и однажды брат пришел домой. Его визит меня удивил. Будний день, все работают, а тут без звонка, взял и приехал в гости.

– Ого! Привет! Ты чего это? Даже не предупредил… – Встретил я брата. – Мамы нет, Смольный тоже куда-то свалил. Ты не работаешь сегодня, что ли?

– Работаю, просто я себя чувствую плохо, поэтому отпросился. Решил к вам в гости заехать, – объяснил брат.

– Ты кушать хочешь? – поинтересовался я.

– Нет, спасибо, я не голоден.

Брат действительно выглядел странно: замедленные движения и притупленный взгляд, отвечал не сразу, моментами тормозил. Он снял свой серый пиджак, походил по квартире, налил стакан воды и жадно выпил его. Потом предложил мне выйти на балкон, и мы закурили. На улице было тепло, но ветрено. Мы перекинулись парой житейских реплик, и брат, после небольшой паузы, сказал:

– Вообще, я отпросился по другой причине. Не хотел тебе говорить, но я ведь могу тебе доверять? – начал он.

– Конечно, не вопрос, – ответил я, чувствуя, что сейчас брат в чем-то мне признается.

Так получилось (возможно, это воспитание мамы сыграло роль), что за всю жизнь мы ни разу друг на друга не подняли руки. Обычно в семьях, где есть мальчишки, без драк не обходится. Но не в нашем случае. Мама всегда говорила нам, что мы как два пальца на одной руке, и если один палец сломать, то пострадает вся рука, что мы – одно целое, и никогда не должны драться и конфликтовать. Даже с женой можно разойтись, но братья навсегда остаются братьями. Важно доверять друг другу и всегда поддерживать.

– На самом деле, я попробовал белый, – сказал брат.

Я проглотил язык, поскольку не знал, как реагировать. С одной стороны, я должен был устроить ему взбучку и промывку мозгов, с другой, понимал, что он не маленький мальчик и сам делает свой выбор. Реакция пронеслась мгновенно, страх и переживания за брата сжали мою грудь, и я выдавил из себя:

– Ну, и как?

– Да ни о чем, – слащаво затягиваясь, ответил брат, глядя на меня зрачками размером с точку. – Просто заторможенный и спать охота, и все. Ожидал большего. Поэтому нафиг надо.

– А с кем ты убился? – продолжал я.

– Паштета с Герой помнишь? Они еще те торчки, не раз приходили на работу вмазанные, – раскрывал подробности брат, – я их попросил угостить. Они отговаривали меня, говорили, что не хотят грех на душу брать, но я их уболтал. Сказал, что лучше с ними попробую, чем с кем-то. Они подписались.

Зная своего брата, его привычку выпить и «улететь», я понимал, что рано или поздно это должно было произойти. Потом, как и предполагалось, возникла цепная реакция. Он подсел и уже регулярно начал колоться, не скрывая своего нового увлечения и рассказывая мне в подробностях некоторые детали. Сраные Паштет с Герой!

Иногда, разделывая в мясных цехах туши (бывало, чтобы не терять навыки, он сам возился с мясом), чтобы не палиться перед женой и друзьями, конспиратор брал говяжью кость и царапал себе кожу на верхней части кисти, куда делал инъекции. Таким образом, среди царапин невозможно было разглядеть точки от уколов. Потом я начал паниковать. Боже, брат скоро сторчится, его уже начало кумарить, после начнет ломать, и тогда пиздец! Он потеряет все: жену, работу, друзей, свою жизнь.

Когда начинает кумарить, нужно снижать частоту приема наркотика. Ощущение неравносильное ломкам, поскольку чувствуется лишь небольшой физический дискомфорт, в частности, в мышцах. Появляется бессонница и малозаметные тики на лице. С ломкой все гораздо серьезнее. Начинает выворачивать кости, мышцы разрывает, ощущение такое, как будто по телу проехался танк. Человек начинает сходить с ума от боли. Голова его пуста, и он не может думать ни о чем, кроме как о героине, который уже не приносит удовольствия: теперь адский порошок просто снимает боль и приводит наркомана в нормальное состояние.

До сценария документальной хроники о торчках не дошло, поскольку я был вынужден сдать своего брата его друзьям. Я позвонил на работу одному из них и пригласил на встречу, где рассказал о новом пристрастии дурака. Дикий мат и подтвержденные моими словами подозрения в отношении новых подсобных приятелей. Потом разговор с братом:

– Ну, спасибо, братишка! Как Иуда, ножом меня в спину. Не ожидал…

– А что я мог сделать? – кричал я. – Ты травишься этой хуйней, уже подсел, не собираешься останавливаться. Уже все подозревают, что с тобой что-то не так. Чем все это может кончиться? Жена беременная. Тебе жизнь надо строить, а ты с этими уебками колешься. Да! Я тебя сдал, но по-другому повлиять я на тебя не мог.

После этих событий дружки свалили с предприятия, а сам брат, понимая серьезность своего положения, остепенился и взялся за голову. Я понимал, конечно, что от яда он еще долго не откажется, просто будет все делать с умом. Здесь главное сохранять частоту, как бы прискорбно это ни звучало. Так, мой заменитель отца впервые совершил опиумный грех, став на путь наркоманской жизни. Я, в свою очередь, хоть и успокоился за брата, но все же переживал. Переживал, пока эта чума не настигла и меня.

***

Был уже сентябрь, но бабье лето еще радовало жарким солнцем. Однажды мне позвонил Кот, автор прозвища Смольный:

– Здарова! Как жизнь? Че делаешь?

– Привет! Да ничего, дома сижу, делать не хер, – отвечал я. Кот обычно звонил, когда ему что-то было нужно.

– Понятно. Слушай, предложение есть. Хочешь ханки? – перешел он сразу к делу, как только понял, что я свободен.