Куриный бульон для души. Я решила – я смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного - Эми Ньюмарк Страница 14

– Полковник хочет вас видеть, – сказал командир нашего звена, когда я поставила на стол свой оливково-зеленый рюкзак. Было без пары минут семь утра, и прямое распоряжение от начальства, как правило, могло означать одно из двух: либо меня хотят повысить, либо я где-то серьезно напортачила.

Насколько я знала, повышение мне точно не грозило. По спине пробежал холодок паники, и она явно отразилась на моем лице.

– Расслабьтесь, лейтенант, – посоветовал мне командир. – Думаю, она хочет просто дать вам какое-то поручение в связи с церемонией присвоения новых званий, которая состоится на следующей неделе.

– А-а!.. Ффух, – облегченно выдохнула я, чувствуя, что сердце начинает биться спокойнее, а плечи опускаются. И действительно, когда я явилась в кабинет полковника, она подтвердила, что у нее есть ко мне просьба.

Приказ был прост. Съездить в типографию, взять программки для церемонии, вычитать их и, если все нормально, принести в ее кабинет.

В своей части я работала с документацией, так что вполне логично было попросить меня вычитать программки, и все же что-то в этом приказе казалось мне странным. Я словно ждала какого-то подвоха.

Поначалу все шло согласно плану. Программки отпечатаны, обложка – яркая и привлекательная, и лежали они в двух запечатанных коробках, ну просто забирай и иди.

А потом я открыла программку, чтобы вычитать, и, когда пробегала глазами текст, буквально выпала в осадок.

Последовательность программы мероприятия изложена верно, список почетных гостей подробный и полный, звания и имена награждаемых – все без ошибок.

Обнаружилась только одна проблема: имя певицы, которая должна была вживую исполнять национальный гимн. Я была с ней знакома лично. Она не смогла бы спеть мелодию чисто, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

В армии все церемонии начинаются с исполнения «Знамени, усыпанного звездами». В зависимости от обстоятельств и звания военнослужащего, получающего повышение, гимн может исполняться полным военным оркестром, иногда – одним певцом, а иногда используется записанная инструментальная версия, транслируемая через колонки.

Тот факт, что в программке указан один исполнитель, – не было проблемой.

Проблема в том, что исполнять гимн вживую должна буду я!

Первое, о чем я подумала: это, должно быть, какая-то ошибка. Наверняка кто-то дал моему командиру ложные сведения, будто я умею петь. «Не может быть», – твердила я себе, добираясь обратно в штаб.

Казалось, что коробки с программками весили по пятьдесят килограммов каждая, пока я тащила их вверх по двум лестничным пролетам в кабинет полковника. Я постучалась и, получив разрешение, зашла в кабинет и поставила коробки на пол возле двери. Тем не менее груз с моих плеч так и не свалился.

– Ну что, все в порядке? – спросила полковник, не отрываясь от монитора своего компьютера.

– Ну… Я… просто хотела спросить, – запинаясь, проговорила я, – кто предложил мою кандидатуру в качестве исполнителя гимна? Это какая-то ошибка.

Я была одной из трех женщин в нашей эскадрилье, и хотя мы обожали разыгрывать друг друга и стали близки, как сестры, мне с трудом верилось, что кто-то из них так бы со мной поступил.

– Нет, никто не предлагал. Но вы же женщина, верно? Все женщины умеют петь. Не позволяйте страху стоять у вас на пути, – отмахнулась она.

Я силилась подобрать челюсть с пола и никак не могла поверить, что полковник говорит это совершенно серьезно! Я застыла на месте, слишком оглушенная, чтобы шевельнуться.

Когда я ставила свою подпись под военным контрактом, я была готова к борьбе и инсинуациям, без которых никогда не обходится. В какой-то момент моей военной карьеры кто-то непременно заклеймил бы меня словом «недостаточно» – сочтя в недостаточной степени бойцом, в недостаточной степени лидером, – просто потому что я женщина.

Но как бы я ни была готова столкнуться с сексизмом в войсках, то, что источником этого сексизма окажется женщина, вышибло у меня почву из-под ног.

Полковник одарила меня хитрой улыбкой, как бы намекая, что разговор закончен, потом повернулась к компьютеру и продолжила печатать текст.

Я знала, что должна делать – точнее, что мне «положено» делать. Протокол требовал, чтобы я лихо отдала честь, развернулась кругом, вышла из кабинета и подготовилась к выступлению за два коротких дня.

Стоя в кабинете, я мысленно представила, как будет разворачиваться церемония. Войдут официальные лица. Громкая барабанная дробь заставит всех умолкнуть. И где-то за микрофонной стойкой будет лежать мое кататоническое тельце, свалившееся в обморок от страха и шока.

В этот момент я сделала единственное, что пришло мне в голову: вдохнула поглубже, уперлась взглядом в пол и начала петь – прямо в кабинете полковника.

Я успела спеть до слов «эти широкие полосы и яркие звезды», прежде чем она меня остановила. На ее лице появилось выражение чистого ужаса, когда до нее дошло, что я не притворяюсь. Если бы я попыталась добраться до вокальных высот, необходимых для строки «красные отсветы ракет», пожалуй, взорвалось бы все – и авиабомбы, и стекла во всем здании.

Ошеломленная, она пробормотала, что найдет кого-нибудь другого, и отпустила меня. Я постаралась убраться из ее кабинета как можно скорее.

В тот день я усвоила два серьезных урока.

Да, признаю, это звучит банально, но совет «доверяй своей интуиции» – самый что ни на есть разумный. Наши тела способны прочувствовать и уловить то, что еще не зарегистрировано сознанием, и даже то, что еще не произошло. Еще до того, как я увидела свое имя в программке, я уже каким-то образом предчувствовала, что от меня утаивают часть истории.

Кроме того, я осознала, что делать что-то просто потому, что кто-то решил, что мне следует это делать, несправедливо по отношению к моей собственной душе и духу.