Выжить с волками - Миша Дефонсека Страница 14

Все говорили, что я маленькая, но ноги у меня больше, чем я сама.

Добежав до откоса рядом с мостом, я все еще боялась наткнуться на кого-нибудь, кто отведет меня назад. А позади наверняка были «фрицы». Ночь была достаточно светлой не только для того, чтобы я могла ориентироваться, но и для того, чтобы кто-нибудь мог меня увидеть.

К сожалению, мост частично разбомбили, и, сделав несколько шагов, я наткнулась на дыру.

Единственный способ перебраться через нее — пройти по остаткам металлических конструкций, но внизу была черная блестящая вода, а я боялась пустоты, боялась оступиться. Перед тем, как сбежать, я не подумала о том, что Леопольд говорил о бомбежках, он даже ходил смотреть на то, что после них осталось. Это был единственный известный мне мост, у меня даже мысли не возникло найти другой; я не знала, где он может находиться, и в этом случае переправа через канал отняла бы слишком много времени, меня могли схватить. Я решила вернуться и спрятаться, чтобы дождаться раннего утра.

Я нашла закуток рядом с каналом, где могла затаиться и поспать, но так и не смогла уснуть. Я прислушивалась к каждому шуму, вздрагивала от любого шороха. Не бояться темноты и провести первую ночь на улице — совсем разные вещи. В конце концов, вытаращив глаза, я обнаружила источник шума. Крысы. Это скорее успокоило меня, потому что я больше боялась людей, чем крыс. Дедушка всегда говорил, что крысы очень умны, несмотря на то (или как раз из-за того) что они умудрялись таскать зерно, заготовленное для кур. Вокруг канала было много крыс, но я не хотела причинить им вред, а значит, и они не стремились к этому. Во всяком случае, мое видение животного мира уже тогда было своеобразным, оно складывалось под кроватью моих родителей и закрепилось на ферме. Их мир был выше мира людей и гораздо более могущественным. У животных все было просто. Собака хотела играть — я играла, она демонстрировала свои клыки — значит, ее надо оставить в покое, она облизывала мне лицо — значит, радуется. Собака каталась по земле, перебирая лапами в воздухе, — я делала то же самое. Я не видела других отличий между крысой и кошкой, кроме физических. Мне было достаточно понаблюдать за поведением крысы, пробежавшей мимо, чтобы понять: она ищет еду, я ее не интересую.

Что меня действительно волновало в тот момент, так это вынужденная остановка из-за дыры. Я боялась идти над водой, и страх задерживал мое бегство. Тогда я не знала, что боюсь пустоты. Я прыгала с лестницы у сарая, сильно раскачивалась на ветке каштана, но огромный мост с четырьмя опорами высоко над каналом — это совсем другое дело. Я разговаривала с собой, чтобы приободриться:

— Мы перейдем через мост, нужно поспать, чтобы набраться сил. А потом мы найдем Арденнский лес, спрячемся там и будем в безопасности.

Я бессознательно употребляла «мы» как защиту от одиночества, вспоминая о том, как мама говорила:

— Мы помоемся, а потом сделаем то-то и то-то…

Я осознала это гораздо позже, но не прекратила использовать, словно рядом со мной был невидимый друг.

Кажется, я спала урывками и много думала о том, что буду делать, когда перейду мост. Здесь я знала, где нахожусь, а там был мир из дедушкиных карт, названия городов, которые я надеялась узнать. Мы повторяли их вместе с дедушкой, а еще я слышала рассказы Марты, выросшей в Монсе. Она упоминала Шарлеруа, Намур, Динан, к югу от Брюсселя. Они с дедушкой вспоминали места, где они хорошо питались до войны. Я знала, что этот канал шел до самого Шарлеруа, но хотела найти Арденны, лес, про который мне рассказывал дедушка, с высокими деревьями, маленькими ручейками, кабанами — мир, далекий от людей, безопасный для меня. Чтобы там избегать взрослых и детей, прятаться от угрозы.

Я должна была действовать по этапам, и рассвет я воспринимала как первый из них. Когда я стала видеть достаточно четко, то набралась храбрости. Я дошла до края зияющего провала, стараясь не смотреть вниз. Каждый раз, когда мой взгляд начинал метаться, черная вода призывала меня к порядку. Я перебралась на куски кривых железных конструкций, цепляясь за остатки поручней. Мешок мешался — у него были слишком длинные ручки, из-за чего он болтался у меня в ногах. Я не могла остановиться и завязать лямки, чтобы укоротить их, для этого надо было перебраться на другой берег и оказаться на твердой земле. Но когда я дошла, я так гордилась собой! Я считала себя героем, казалась себе храбрецом, отважным маленьким воином, как сказал бы папа.

Я всегда думала, что мое путешествие будет коротким, и лелеяла мысль о том, что вернусь с родителями к дедушке и скажу: «Видишь, это я их нашла…» И он тоже будет мной гордиться.

С этого места я двинулась наугад, сначала вдоль дороги, потом немного углубилась в лес; спала под соснами, а потом снова шла вперед.

Дороги были относительно легкими: ровными и прямыми. Так я добралась до Оверижз — первой деревни, которая находится на краю леса. Прошло уже два дня пути, и я была недалеко от Брюсселя. По кусочку я успела съесть почти весь хлеб и целое яблоко, я была голодна и надеялась найти в деревне пищу посытнее. Я думала, что в своем наряде похожа на мальчика: штанишки из мольтона с эластичным поясом, которые сшила для меня Марта, связанный ею серый свитер с цветными вставками и короткая куртка с карманами. Я заправила платье под штаны, когда уходила, но быстро сняла его, в нем было слишком неудобно. Я никого не встретила. На входе в деревню было несколько человек, они прошли мимо, не обратив на меня внимания, но я предпочла отправиться в поле и отыскать ферму. Там всегда есть что покушать. Может быть, там я найду обувь: в моих ботинках было уже больно идти, несмотря на носки. Еще можно было терпеть, но я прекрасно знала, что далеко в них не уйду.

Я уселась на тропинку недалеко от фермы и следила за тем, кто уходит и приходит с полей. Я ждала довольно долго, а потом заметила женщину перед домом, должно быть, она меня тоже увидела, поэтому я осторожно приблизилась к ней. Она не могла меня узнать, я была не местной и одета, как мальчик. Все равно я была готова убежать в любой момент. А если нет — то попросить хлеба.

— Что ты здесь делаешь, девочка?

Я сбежала, ни о чем не спросив. Это было не похоже на поведение мальчика.

В тот же день я попыталась добыть еду еще раз, я по-прежнему была голодна и бережно ела последние подсохшие кусочки хлеба, размачивая их слюной. На этот раз ферма оказалась ненадолго покинутой, я обнаружила заднюю дверь и стащила кусок сыра и что-то, похожее на кусок мяса. Наверное, это была сухая ветчина. В то время я называла мясом все, кроме овощей. Когда я выходила, меня увидела маленькая белая собака, некоторое время она даже бежала за мной, вероятно учуяв то, что я украла. Когда мы отошли от фермы на достаточное расстояние, я дала ей кусочек. Она еще бежала за мной, но вот деревня осталась далеко позади, собака уселась на землю, будто не хотела идти дальше. Я звала ее, чтобы продолжить путь вместе, но она равнодушно повернула обратно.

Сейчас я уже не знаю, где достала ботинки, нет, даже галоши, которые были мне велики и надолго у меня не задержались. Помню только, что, когда я пришла в Динан, их уже не было. Дедушка хорошо знал этот город и рассказывал, что огромные скалы окаймляют реку Маас. Мне было известно, что после Динана я приду в Арденны. Полагаю, именно там я начала говорить себе, что забралась слишком далеко на юг и теперь мне нужно сместиться на восток.