Румянцевский сквер - Евгений Войскунский Страница 14

В апреле, выписавшись из больницы, Колчанов поехал в Ломоносов навестить его. Не то чтобы очень хотелось увидеть бывшего сослуживца по морской пехоте — воспоминания были не из приятных, — а вот что-то влекло его к Цыпину. И, вызнав у Гольдберга адрес, отправился он в Ломоносов, прямиком в горбольницу, где проживала санитарка Иванова Ксения. Разыскал в больничном дворе место ее жительства — каморку под лестницей. Когда Колчанов, толкнув дощатую дверь, вошел, Цыпин сидел на койке за тумбочкой, что служила тут заместо стола, и ел суп из алюминиевой миски. На нем была выцветшая чуть не добела гимнастерка без ремня. Лобастый, лысоватый, с клочковатой рыжей бородкой, в которой белела макаронина, Цыпин воззрился на вошедшего.

— Здорово, Цыпин, — сказал Колчанов. — Ну? Чего вытаращился, не узнаешь?

— A-а, товарищ сержант!

Цыпин медленно поднялся. Одно плечо у него было заметно ниже другого. Неуверенно обнявшись, бывшие сослуживцы постояли несколько секунд, головами почти упираясь в косую дощатую крышу, по которой то и дело топали люди, поднимавшиеся и спускавшиеся по лестнице.

В каморку вошла тощая женщина в белом халате, нос пуговкой. Уставилась на гостя карими глазами.

— Ксана, — сказал Цыпин. — Это Колчанов, само, сержант с нашей бригады. Под Котлами воевали, в Мерекюле подыхали.

— Здрасьте, — сказала Ксения, ставя на тумбочку кружку. — А я тебе киселю принесла.

Колчанов с удивлением узнал в ней девочку из медсанбата в «Ижорской республике» — девочку с испуганными глазами, которую приручил боец Цыпин. Ну Цыпин! Умудрился не только вернуться из мертвых, но и Ксению свою нашел.

— Нам не кисель, — с ударением сказал Цыпин. — У меня в заначке была эта, с белой головкой. Ты куда ее сунула?

Белоголовая появилась на свет, нашлась у Ксении и квашеная капуста для хорошей закуски. Выпили по первой — за встречу. Потом по второй — за погибший в Мерекюле батальон.

Цыпин крякнул, ухнул, захрустел капустой, роняя на бороду бледно-зеленые ошметки. С прищуром взглянул на Колчанова:

— А помнишь, как я тебя, это само… стрельнуть хотел?

— Как не помнить, — сказал Колчанов. И, помолчав: — Я тогда верное направление взял, вышел как раз на дозор Второй ударной.

— Ну-тк! Ты ж у нас завсегда самый правильный.

— Чего насмешничаешь, Цыпин? Я к тебе с чистым сердцем приехал.

— Пшенку кушать будете? — обратила Ксения к Колчанову свой махонький носик. Ей неприятно было, что Цыпин задирает гостя. — Я с кухни принесу.

— Не надо, — сказал Колчанов. — Ладно, вот и повидались. Пойду.

— Чего, чего? — вскинулся Цыпин. — Ополовинили только. Давай по третьей, товарищ сержант.

— Меня зовут Виктором.

— Ты живой, и я живой. За это, значит, выпьем. Давай, Виктор.

Третья хорошо прошла и вроде смягчила цыпинскую колючесть.

— Так ты на дозор вышел? — спросил он. — Чего ж она, Вторая ударная, к десанту, само, не пробилась! Нам перед высадкой как отцы-командиры сказали? Прорваться к станции Ау… как ее звали, мать ее…

— Аувере.

— Точно. Ау, Вера! Выйти, само, оседлать саше и железную дорогу, а нам навстречу придвинется Вторая ударная. Где ж она подевалась?

— Части Второй армии пытались пробиться к десанту, но не смогли.

— Не смогли! — передразнил Цыпин. — Выходит, зазря мы ломились. Помнишь, как к саше вышли, а там, заместо родной Красной армии, — «тигры»!

— Ну, вы тут воспоминайте, — Ксения поднялась с табуретки, — а мне на работу.

— Постой. — Цыпин озабоченно зашарил по карманам гимнастерки. — У меня тридцатка была — ты ее вынула?

— Прямо! — сказала Ксения. — У Афони своего спроси.

Она кивнула Колчанову и вышла.

— A-а, верно, мы ж с Афанасьем, это само… Тут шоферюга есть один, Трушков, тоже боевой солдат… ослободитель Праги… Я ему по плотницкому делу помогаю, вот мы, само, тридцатку эту…

— Да хватит нам, Толя, — сказал Колчанов. У него в голове шумело, и по жилам растекалось тепло. — Так ты, когда мы расстались в ту ночь, обратно к погребу пополз?

— Ну.

— А дальше?

— Чего дальше? Как рассвело, немцы выкатили самоходку и давай садить прямой наводкой. Думали, поди, с целой ротой воюют. А нас-то, сам знаешь, всего-то пятеро было, да к утру двое, которые тяжелые, померли. Мы утроих остались, Васька Кузьмин, Ваня Деев да я. Давай стакан! — Цыпин до последней капли разлил оставшуюся водку. — За упокой души, само… Поехали!

Он уже изрядно набрался. Наклонил к Колчанову лобастую лысеющую голову и говорил, как бы выталкивая слова из наболевшего нутра:

— Голова дымом забита, а руки-то воюют… Последний диск — все! Куда деваться-то? У меня крови полный сапог… плечо разбитое. Деева посекло осколками. Ну и все! Ты, везун, к своим вышел… А мы с Кузьминым и Деевым па-а-ехали в плен со станции Ау… Ау, Вера!