Политика - Адам Терлвелл Страница 14

— Да да, да, да да, — сказала Анджали.

— Тебе нравится? — спросила Нана. — Тебе правда?..

— Да, да-а, — Анджали сделала утвердительный жест и, взмахнув рукой, зацепила стакан, в котором раньше была водка с тоником. Стакан качнулся, но устоял.

Я рассказывал, как выглядит Анджали? По-моему, нет. Я описывал ее косметику, а не одежду.

Анджали была худощава, невысока, смугловата. В одежде она смешивала клубный и спортивный стиль. Обычно на ней была старая джинсовая куртка, которую она носила с пятнадцати лет, красные кроссовки “Перри Эллис” с черной отделкой. Нос пересекала цепочка веснушек. Она часто носила серебряный браслет. На щеках были бледно-сиреневые следы от юношеских прыщей. Посередине спины, у позвоночника, была родинка.

Эта родинка еще успеет надоесть Нане.

Но я забегаю вперед.

— По-моему, Мис иногда — совсем немножко — слишком какой-то запрограммированный, — сказала Нана.

— Это небоскребы, что ли? — спросила Анджали.

— Нет, небоскребы классные.

— А, да.

— Они такие суровые.

— Мне нравится этот небоскреб, ну, на Фридрихштрассе, он такой красивый.

— Который весь из стекла?

— Ага, он самый.

— Да, он прекрасен, — ответила Нана.

Как видите, они говорили об архитектуре. О высоких интеллектуальных материях. Моше тоже там был. Он просто не включался в разговор. Он выключился из него. Развалившись на красном кожаном диване, рядом с двухфутовой стеклянной трубой с помятыми белыми лилиями, Моше помалкивал. Он тихонько поедал порцию японской смеси за шесть с половиной фунтов, любезно выданную в белой фарфоровой мисочке владельцами бара “мойбар” в отеле “мойотель”. Ну уж точно не “мой”, подумал Моше, ни хрена не мой. Моше не стал бы назначать цены в шесть пятьдесят за порцию. Это выходило за пределы возможностей его кошелька.

Он продолжал молча жевать.

Пока Анджали и Нана знакомились все ближе.

— Пмойму самое любопытное, — сказала Нана, — это интрнацнальность формы. Пмойму они были правы, когда назвали свой стиль интрнацнальным. Ну тоись обычно считают, что “Баухаус” — это только, ну, только в Берлине можно. А ведь потом Мис ван дер Роэ в Нью-Йорке делал такие же проекты. Так что Берлин тут ни при чем. Главное — форма.

Анджали кивнула. Ей вообще нравилось узнавать новое. Ей нравилась новая симпатичная подружка Моше и ее заумные монологи. Даже забавно, до чего она умная.

— А как же крыши? — спросила Анджали.

— То есть? — переспросила Нана.

— Ну, мне казалось, там была какая-то чисто немецкая причина.

— А, плоские крыши? Война островерхим крышам?

— Ага.

— О, это просто ужас, — сказала Нана. — Ненавижу. Это все от коммунизма.

— От коммунизма?

— Они считали, что островерхие крыши напоминают корону. Поэтому они делали все свои крыши плоскими.

— Из-за корон?

— Ну.

— Но если, — спросила Анджали, — что если пойдет дождь? Как тогда?

— Вот именно, — сказала Нана, — вот именно.

Она кивнула. Ей нравилась эта девушка. Ей нравилась симпатичная знакомая Моше. Даже забавно, до чего она умная.

— А еще Мис не любил полузадернутые шторы, — сказала Нана. — Он считал, что шторы должны быть или открыты, или закрыты. В Сигрэм-билдинге, в Нью-Йорке, жалюзи на два положения. В небоскребе. Все стали жаловаться, и Мису пришлось пойти на компромисс. Он добавил третье положение. Посередине.

— Всего три положения? — спросила Анджали.

— Вот-вот, — сказала Нана. — Вот-вот.