Самая большая подводная лодка в мире - Андре-Марсель Адамек Страница 14

Час максимального оживления, когда зал наводняла фауна квартала, еще не настал. По утрам случайными клиентами здесь бывали семьи, обнаружившие на заре, что в баллоне закончился газ, или люди, не нашедшие в себе сил самостоятельно сварить кофе, или те, кто провел ночь на причалах. И еще те нелюдимы из числа самых верных завсегдатаев, что жадно ловили слова Гулетты, чтобы начать день. Последние рисковали быть сильно разочарованными при виде подающего на столы Капитана, и, вполне вероятно, они так и ушли бы, ничего не заказав.

Тон ощущал в себе прилив сил, которые он считал давно угасшими. Он твердо решил бороться, чтобы спасти «Медузу» от катастрофы. Вся горечь его обид исчезла, и ему доставляло удовольствие быть приветливым, сновать от столика к столику, ловко маневрируя между ними с подносами. Все шло без сучка и задоринки, ему даже удавалось расшифровывать кредитные записи Гулетты на грифельной доске, напоминавшие забавные иероглифы.

* * *

— Не стоит слишком торопиться, — говорил Жиль, наполняя кувшинчик розовым вином из оплетенной бутыли.

Гора пустых ракушек переполняла кастрюлю. Острая сырная паста в качестве напоминания о себе оставила лишь блестящий шафранный след на дне блюда. Пиу основательно поучаствовала в пиршестве, но пятый стакан розового вина ее разморил, и она спала в своей комнате, скрестив руки на непривычно округлившемся животе.

— Я совершенно согласен, — ответил Макс, — но все же нельзя оставлять эту девушку в когтях Пупаракиса.

— Что меня удивляет, так это поведение родителей. Ты находишь это нормальным, когда миллиардеры помещают свою дочь к сумасшедшим?

— Особенно если учесть, что тронутой она не выглядела.

Макс залпом осушил стакан. Розовое всегда казалось ему кислым и безвкусным, но теперь, когда к нему опять вернулась жажда, он выпил бы не поморщившись и худшее вино.

— Если мы действительно хотим вытащить ее оттуда, — сказал он, — не может быть и речи о том, чтобы сообщать родителям.

— И полицейским тоже, результат будет один. Неплохо было бы с ней встретиться и выяснить, чего она сама-то хочет. Остается только одно: вступить в переговоры с Пупаракисом.

— Это, — сказал Макс, — лучший способ, чтобы оказаться на дне рейда с привязанной к ногам наковальней.

— Вовсе не факт, если мы пойдем к нему с крепкими ребятами. Нужно будет собрать небольшую банду.

— Ты кого имеешь в виду?

— Буффало, потому что он уже наполовину в курсе. И еще, может быть, Пеле.

— Итого, четверо. Маловато, чтобы противостоять гориллам грека.

— Я не имел в виду драку. У нас нет ни единого шанса против амбалов, ошивающихся на верфях. Но если нас будет достаточно, может быть, это удержит Пупаракиса от глупостей.

Внизу раздался звонок. Жиль с трудом оторвал задницу от стула, ворча, что пора бы раз и навсегда починить этот злосчастный домофон. Макс услышал его удаляющиеся шаги.

Три минуты спустя в комнату ввалился Тон. Он нес завернутую в газету бутылку и картонную коробку, наполненную бумажками, которую он положил на стул, прежде чем сжать Жиля в своих объятиях.

— А, Жиль! Я тебе крайне обязан. Если бы ты мне не намекнул про Хлою, мне бы ничего такого и в голову не пришло.

— Хлою?

— Ну Гулетту, если хочешь.

— Пожалуйста, Капитан, говорите тише. Пиу не очень хорошо себя чувствует, она отдыхает в соседней комнате.

— Тысяча извинений! — прогремел Тон, не понизив голос ни на йоту.

Он сделал сочувствующую мину, глядя на гипсовые повязки, и принялся поносить шофера транспортного агентства, который ехал слишком быстро.

— Стаканчик розового вина, Капитан?

— Спасибо, больше не пью.

Это звучало так, будто он объявил, что его избрали папой римским. Ему все же налили, но он с досадой проигнорировал напиток и без обиняков приступил к сути дела. Макс выслушал весьма туманный рассказ, деловито просмотрел адресованные Гулетте требования к уплате и взвесил на ладони документы из картонной коробки.

— Мне потребуется некоторое время, чтобы изучить все это, — сказал он. — Гулетта…

— Хлоя, — поправил Капитан.

— Хлоя может зайти ко мне завтра во второй половине дня.

Тон освободил от газеты бутылку и поставил ее на стол. Это был арманьяк времен последней войны. Макс тотчас его открыл, вылил розовое вино из стаканов в кастрюлю и наполнил их нектаром янтарного цвета.

— Вы уверены, что не хотите глоточек, Капитан?

— Только без церемоний. Я вам сказал, я больше не пью.

Кадык предательски подрагивал в его сухой, словно тысячелетний орех, глотке.

— Знатный напиток, — сказал Макс.

— Пустяки, по сравнению с той работой, которую вы для нас сделаете, — сказал Тон. — Если когда-нибудь я смогу оказать вам услугу…

— Очень может быть, — сказал Макс.

Он повернулся к Жилю, встретил его взгляд и прочел в нем сдержанное одобрение. Тогда он поведал Капитану историю Ким и греческого торговца металлоломом.

Тон смутно помнил тот день, когда застал Пупаракиса с девушкой за складом верфи. Но он столько выпил тогда, что теперь был не в состоянии вспомнить детали и предпочел ничего об этом не говорить.

Когда Макс закончил свой рассказ, Тон покосился на бутылку с арманьяком.

— Учитывая обстоятельства, — сказал он, — я сделаю, пожалуй, маленькое исключение.

Жиль налил ему полный стакан.

— Итак, Капитан, мы можем на вас рассчитывать?

— Железно! Пупаракис должен отдать нам эту девчонку. Но я все же никак не возьму в толк, почему вы махнули на вознаграждение. Это должна быть пухленькая пачка.

Тон думал при этом о неприятностях Гулетты.

— С вознаграждением решим потом, — сказал Макс. — Сначала нужно поговорить с девушкой.

— Да, — словно эхо повторил Жиль, — сначала нужно поговорить с девушкой.

* * *

Пеле хотел быть уверен, что его не втягивают во что-то дурное. Он уже попадал несколько раз в тюрьму и не имел охоты оказаться там вновь. История этой дочки миллионера, незаконно лишенной свободы греком, казалась ему неправдоподобной. Пришлось сунуть ему под нос статью из «Атлантического курьера» и попросить выслушать свидетельство Буффало, прежде чем он дал свое согласие.

Этого блондина с очень светлыми волосами, бесцветными бровями и светло-карими, почти рыжими глазами изводила кожная болезнь, делавшая его зимой и летом похожим на линяющую змею. Лицо его шелушилось, и кожа под тонкими и прозрачными, как папиросная бумага, чешуйками постоянно была голубоватой и влажной. Время от времени углы его губ кровоточили, лоб и щеки покрывались серо-зелеными струпьями, что вызывало ужасный зуд. Тогда он обращался в медицинский центр, откуда выходил намазанный чем-то белым и оттого похожий на Пьеро.