Портрет незнакомого мужчины - Елена Мищенко Страница 14

– Здравствуй, Саша! Ну как там поживает отец, как его самочувствие.

– А откуда вы меня знаете?

– Я всех знаю, такая у меня работа. А ты, по моим подсчетам, уже окончил институт и работаешь. Позволь полюбопытствовать – где?

– Вот здесь – в проектном институте.

– А, у Косенко, у Сергея Константиновича. То-то я тебя стал часто видеть. Ну что же, он мужик хороший, так что поздравляю. Но я бы на твоем месте подумал о переходе к нам в Академию. Можешь поговорить с Виктором Дмитриевичем (имелся в виду Елизаров – вице– президент). Ты же с ним, очевидно, знаком? Или с Михаилом Игнатьевичем (имелся в виду Гречина). У нас интересные объекты и мощные институты. Например, институт экспериментального проектирования. А ты, говорят, неплохо проектируешь. Так что есть смысл. Подумай.

– Да нет, я пока поработаю у Косенко.

– Смотри, не прозевай. Нам сейчас молодые сильные проектировщики нужны. Начинается мощная кампания борьбы с излишествами. Прошли конкурсы. А молодежь отстает. Вот смотри – конкурс на новые школы выиграл Каракис – пожилой архитектор, в прошлом космополит. Вот генеральский дом, который он построил на углу Рейтерской – отсюда он виден. Что он там наверху накрутил. Говорят, хотел поддержать тему Софии. А София стояла без этой поддержки тысячу лет и еще столько же стоять будет.

– Но ведь Иосиф Юльевич как раз и был представителем конструктивизма, или, если говорить сегодняшними терминами, строгой архитектуры без излишеств.

– Да, это так. Но нам нужна перспективная молодежь. А вообще, я бы на твоем месте (что-то он все хочет предпринимать на моем месте) серьезно подумал насчет аспирантуры. Зайди к Клименко. Он тут сидит в Митрополичьем доме. Он даст тебе анкетку. Заполни.

Поговоришь с ним насчет аспирантуры.

– В аспирантуру меня не примут. Я еще не отработал три года после института. Мне нужно еще год поработать.

– Да, это серьезно. Но ты все-таки возьми анкетку у Клименко и заполни. Если его не будет, возьмешь бумаги у Климентьева – это его зам. Оставь на всякий случай у нас свою анкету и по аспирантуре и по кадрам. А отцу передавай привет. Он тоже увлекался этим… конструктивизмом. У вас дома, небось, есть эти журналы, как их называли, «Нова генерацiя». (Начались невинные вопросики). Ты же знаешь, кто там печатался. Там не только архитекторы. Там печатались литераторы, буржуазные националисты, формалисты.

– Нет, у нас не сохранилось довоенных периодических изданий. Наш дом сгорел во время оккупации. У отца есть только один журнал «Социалiстичний Киiв», подаренный ему Заболотным.

– Это тот, в котором портреты Косиора и Постышева? (Все ему неймется)

– Нет, это тот в котором процесс над Бухариным.

– А зачем же он подарил его отцу?

– Там приведены материалы конкурса на проект правительственного центра в Киеве, который для меня тоже представляет большой интерес.

– Ну, если подарил Владимир Игнатьевич, там ничего плохого быть не может. Передавай привет отцу. Надеюсь, что у него со здоровьем все в порядке. (Конечно, как может быть со здоровьем не все в порядке после таких кампаний, как борьба с космополитизмом, антисемитская кампания 53-го года и начавшаяся кампания борьбы с излишествами).

– Да, все в порядке. До свидания.

Когда я подходил к своему подьезду, возле дверей на стульчике сидел президент нашей любимой, уже рухнувшей Академии архитектуры Владимир Игнатьевич Заболотный (вернее рухнувшей частично – теперь ее по указанию Хрущева сделали Академией строительства и архитектуры). Он теперь частенько сидел на этом месте.

– Здравствуй, Саша!

– Здравствуйте Владимир Игнатьевич. А мы как раз только что о вас говорили.

– Это с кем еще?

– С Красковским.

– Ты смотри, с ним особенно не откровенничай. А что он обо мне говорил?

– Что вы были хорошим президентом.

– Смотри ты! Обычно он хвалит только непосредственное начальство. Как там батька? (они с отцом были в приятельских отношениях, он в 1944 году вызвал отца в Киев одним из первых при организации Академии).

– Да ничего! Работает в КИСИ, руководит кафедрой, хотя ему вставили непонятное и. о.

– Что сделаешь, такие времена. Я ведь уже тоже не президент, а простой советский академик. Покомандовал одиннадцать лет и хватит. Теперь мне доверили только отдел изучения народного творчества и истории украинского искусства при президиуме Академии. Во всех строительных ошибках оказались виноваты архитекторы. Академией теперь командуют инженеры. А дело это непростое, ох непростое! Вот Комар продержался пять лет, и где он – нет его. Сейчас командует Бакума Павел Федорович – магнитогорский строитель. А меня для компенсации морального ущерба пристроили академиком во всесоюзную Академию строительства и архитектуры.

– Так, может оно и лучше, Владимир Игнатьевич? Меньше хлопот. Как ваше здоровье?

– Да вот хвораю. Сердце подводит. А где Ирина?

– Сестра в Днепропетровске. Отбывает с мужем трехгодичную трудовую повинность после окончания консерватории.

– Так ты с отцом вдвоем? Тяжело, наверное. Смотри, береги его.

К четырем часам на площадь Богдана Хмельницкого выводил последнюю группу туристов отец моего ближайшего друга Саши Скуленко и выстраивал их в каре лицом к присутственным местам, спиной к Софии. Из соседнего с нами подьезда выбегали фотографы (у них там в подвале была лаборатория) и делали групповые фотографии. После этого Иван Александрович прощался с туристами и спускался в фотолабораторию, где для него был накрыт фуршет между кюветами с проявителем и фиксажем. Злачные места он не любил посещать, так как был человеком аккуратным и, приняв соответствующую дозу, приходил домой ровно в шесть к обеду.

В этом подворье находилась моя первая работа – проектный институт с длинным названием. Размещался он в хлебной Софиевского собора и в соседнем здании неясного назначения, в котором на первом этаже жили люди, а на втором находилась наша мастерская. Сюда же, в полуподвальное помещение я вернулся через много лет, когда ринулся в архитектурную науку. Да, да, именно в то самое полуподвальное помещение, в которое заглядывал через окошко маленький Кацис, уговаривая меня посадить его соседку мадам Петросян в тюрьму за то, что она шваркнула его Раечку сковородой по голове. Да, да, тот самый полуподвал, о котором рассказывала на всех собраниях ледянящую душу историю моя сотрудница Зоя Петровна, как в него вбежал одичавший турист в поисках туалета и успел расстегнуть ширинку. Она требовала повесить над входом вывеску: «Это не туалет, а научное отделение». Об этом мы рассказывали в «Лысом-1».

Рядом с этим полуподвалом находился следующий, в котором размещалась мастерская великолепного и отважного графика Дядычко, к которому я заходил посмотреть его новые эстампы и выслушать рассказы об интригах Союза художников. В его отваге я смог убедиться, когда мы, разьезжая с экскурсией по Киевской области, зашли на территорию Васильковского храма. Шла вся наша группа, человек пятнадцать, впереди две наиболее энергичные дамы. И вдруг на них с воем выскочили два огромных пса. Все замерли. И тут вперед вырвался Дядычко, широко развел руки, пригнулся и с криком «А ну я вас!» пошел на них. Псы поджали хвосты и убежали.