Необычайная коллекция - Бернар Кирини Страница 14

Однажды, возвращаясь с прогулки, Гулд предложил сделать крюк через кладбище. Я находил, что мы уже достаточно нагулялись, но он настаивал. Мы зашли на территорию некрополя и, пройдясь под кипарисами, остановились перед надгробным камнем, на котором я прочел:

КЛОД ГЕРАРД

Ученый

Кавалер Ордена литературы и искусств

1886−1970

Когда я спросил у Гулда, кто сей господин, он с раздражением напомнил мне, что умерших не величают «господами» (сколько раз он мне это повторял!), и попросил минуту помолчать из уважения к покойному. Затем, кашлянув, он удовлетворил мое любопытство:

«Мы с Герардом были хорошо знакомы. Я ему в известной мере симпатизировал, а он меня ненавидел. Жил он в Голландии. Двадцать лет он умолял меня об одной услуге, в которой я ему неизменно отказывал. Он был писателем, средним, наверно, но все же писателем и не лишенным интереса; его романы — не Бог весть что, но рассказы заслуживают прочтения, из-под его пера вышли также две весьма оригинальные пьесы. Он начал совсем молодым, в двадцать лет, и опубликовал в тысяча девятьсот восьмом году небольшой роман, наделавший шуму: “Логово гнили” — я как-нибудь потом объясню вам, что значит это название. Эффект разорвавшейся бомбы создал ему репутацию бешеного пса; шокированная, наша литературная буржуазия отзывалась о нем с восхищением, споря, оправдает ли дебютант ожидания после столь многообещающей первой книги.

Однако в следующие годы Герард ничего не написал. В тысяча девятьсот четырнадцатом ему довелось попасть в мясорубку на Марне. Вернулся он оттуда с культей вместо левой руки и вновь обретенным гуманизмом, в свете которого былые юношеские взгляды посчитал безнравственными. Он забраковал “Логово гнили”, сжег все черновики и начал свой “истинный” литературный путь. Все, что он писал и думал до войны, казалось ему инфантильным, незрелым, постыдным. Да, стыд камнем лежал у него на сердце; ведь “Логово гнили” еще можно было прочесть, и теперь, когда он от него отрекся, это его мучило: он боялся, что новые читатели призовут его к ответу. И вот Герард принялся за поиски, решив собрать все экземпляры “Логова гнили”, чтобы уничтожить их один за другим и стереть таким образом следы грехов своей юности. Он давал объявления под вымышленным именем, предлагая владельцам книги хорошую цену, которую повышал месяц за месяцем. Так он выкупил полсотни томиков и все их старательно сжег. Потом, подумав, что книгу могли купить иностранцы, он разослал свои предложения в бельгийские, немецкие, английские, русские и американские газеты. Его стремление во что бы то ни было приобрести максимум экземпляров “Логова гнили” — в любом состоянии — конечно, заинтересовало библиофилов, и цена на книгу возросла; Герарду приходилось тратить все больше и больше, чтобы выкупить весь тираж».

Гулд саркастически усмехнулся — он часто радуется чужим невзгодам порочной детской радостью — и продолжил:

«Вскоре поиски и уничтожение всех оставшихся в мире экземпляров “Логова гнили” стали для Герарда второй профессией, возобладавшей над писанием книг, — к этому я еще вернусь. Слова “профессия” здесь, пожалуй, недостаточно: речь шла о его чести и его имени. Проклиная букинистов, продававших ему свои экземпляры “Логова гнили” за бешеные деньги, он просил их искать еще и сулил за это огромные вознаграждения. Два-три раза в неделю, все время, пока жил в Париже, он совершал “обход” — наведывался поочередно во все книжные магазины столицы и рылся на полках в поисках экземпляра “Логова гнили”, почему-либо не занесенного в каталог. Он посылал людей в библиотеки всех городов; если они находили в каталогах его книгу, им было приказано украсть ее и уничтожить, — он и сам украл полтора десятка экземпляров во Франции и Бельгии, успокаивая свою совесть анонимными пожертвованиями в пользу пострадавших библиотек. В общем, это стало навязчивой идеей и целью жизни Герарда: изничтожить литературное произведение, подписанное его именем, существования которого он не хотел допустить; “изничтожить” — сильное выражение, но я не думаю, что сам он употребил бы другое.

Он вел учет сожженных книг, подсчитывая, сколько еще осталось от изначального тиража в две с половиной тысячи экземпляров. К сорок пятому году он уничтожил две тысячи четыреста семьдесят. Он пытался убедить себя, что недостающие тридцать экземпляров сгинули в хаосе войны, сгорели под бомбежками или пропали бесследно при исходах; и все же мучился тем, что не довел свои поиски до конца. К счастью, как раз в ту пору он встретил голландку по имени Анна и влюбился в нее; он выучил ее язык, женился и поселился с ней в Гронингене. Началась новая жизнь».

Гулд помолчал; ему оставалось рассказать мне, как он познакомился с Герардом.

«О дальнейшем, я думаю, вы догадываетесь: у меня был экземпляр “Логова гнили”, и Герарду это стало известно. Каким образом книга попала в мою библиотеку, я не помню, как он об этом прознал, понятия не имею. Так или иначе, все тот же бес обуял его снова, и он написал мне, предложив продать ему книгу, причем за вполне достойную цену, — всякий разумный человек тут же согласился бы. Но вы же знаете меня: я не стал спешить. Я не ответил на письмо, предчувствуя, что оно сулит интересное развитие событий. Через месяц он написал мне снова, потом еще раз и еще, всякий раз повышая цену. На четвертое письмо я ответил отказом. Неделю спустя он явился ко мне, специально приехав из Голландии, чтобы попытаться выцарапать у меня мой экземпляр. Я отказал и в этот раз, и в следующий, потом и в третий, и в четвертый — визитов было много, были и еще письма, и телефонные звонки, и телеграммы. Упорство Герарда невольно вызывало восхищение. Конечно, порой, огорченный, он оставлял меня в покое, но потом снова шел на приступ. Даже полгода не получая от него вестей, я точно знал, что скоро он позвонит мне и удвоит цену. Он даже пытался обокрасть меня: однажды я нашел дверь взломанной, а книги разбросанными по полу. Он со своими людьми перерыл мою библиотеку, не зная, что книги у меня хранятся в разных местах и “Логово гнили” находится по другому адресу».