Все четыре стороны. Книга 2. Вокруг королевства и вдоль империи - Пол Теру Страница 14

Остальная часть побережья — какой я ее увидел из окна поезда — была плоская и изуродованная. Города были либо маленькие и безысходные — например, Харринггон Партон, либо огромные и страшные, как Уоркинтон, центр сталелитейной промышленности — еще одной прогоревшей индустрии. А Мэрипорт выглядел просто жалко: былой крупный порт, откуда вывозили чугун и уголь, в викторианскую эпоху на тамошних верфях строили огромные парусники. Теперь он забыт. На берегах современной Британии кораблестроение настолько мало развито, что, пожалуй, вообще не существует. Но еще сильнее я дивился, что в этих гаванях и портах почти не видно кораблей; какой-нибудь ржавый сухогруз, потрепанный траулер, несколько пластиковых «тузиков» — вот, в общем-то и все, хотя раньше тут были сотни судов дальнего плавания.

Я смотрел в окно вагона — мне хотелось побольше увидеть. На глаза попадалось кое-что безобразное, но занятное, но вдруг — я и опомниться не успел — железнодорожная колея свернула вглубь суши; мимо замелькали живые изгороди из куманики да вороны на полях силосных культур, маленькие, скученные постройки на фермах и церковные шпили в деревнях поодаль. Мы расстались с испоганенным берегом, и благостная сельская местность взяла свое. До самого Карлайла — одни фермы да зелень: приятно для глаза и чрезвычайно монотонно.

В Карлайле каракули на стенах возглашали: «Кесуикские панки» — этакий гибрид Кольриджа и Вортсворта с Джонни Роттеном. Но этому дивиться как раз не стоило. Молодежь самого безумного вида можно было видеть как раз в красивых старинных провинциальных городах: парни с розовыми волосами, девушки в цветных колготках леопардовой расцветки, камни в носу, татуированные мочки ушей. В малюсеньком Лланелли я заметил свастики и зеленые космы. Такие названия как Тонтон, Экстер или Бристоль отныне ассоциировались у меня только с граффити на стенах; та же картина царила и в благородном Карлайле, над которым возвышался древний замок: укреплений и городских стен здесь было достаточно, чтобы удовлетворить аппетиты самого рьяного вандала. «Революция силой», гласили надписи, «Эксплуатируемые», «Анархия», «Отбросы общества». Может, это поп-группы такие? [19]«Дефекты», «Отвергнутые», «Отщепенцы», «Проклятые», и несколько свеженьких свастик, и «Barmy Army!» [20]. А на древних стенах значилось «Скины рулят!».

Я подозревал, что эти заявления несколько преувеличены, но потратить день на знакомство с ними было небесполезно. Все это заинтриговало меня не меньше, чем банды мотоциклистов, которые вылетали из дубовых рощ или с деревенских боковых дорог, чтобы терроризировать сельских жителей или просто посидеть в каком-нибудь пабе с соломенной крышей, воротя от окружающих свои надменные грязные лица. Когда они отказывались со мной разговаривать, я не принимал это на свой счет. Они ни с кем не говорили. Они были англичане, к тому же деревенские парни, к тому же застенчивые. Они были опасны, лишь собравшись в количестве дюжины; поодиночке же они были довольно милы и, кажется, слегка робели, когда расхаживали по Хай-стрит в своем добром старом Холтуистле в кожаных куртках с надписью «Ангелы ада» или «Проклятые».

Граффити наводили на предположение, что Англия — а возможно, и вся Британия — меняется: становится беднее и озлобленнее. Причем на взморье и в провинциальных городках эту деградацию было легче заметить, чем в мегаполисе. Фразы были призваны шокировать, но Англия практически не поддавалась шоку, и граффити казались всего лишь докукой, метким оскорблением. Собственно, такое впечатление на меня произвела страна в целом; если бы меня попросили описать выражение лица Англии одним-единственным словом, я бы сказал: «оскорбленное».