Мальчик, который упал на Землю - Кэти Летт Страница 14

Ни разу в жизни я не ела я их доме того, что они сами не вырастили, не загнали, не изловили, не подстрелили, не ощипали, не нафаршировали или не зажарили с домашними травами и потом не счистили с костей. Они выбраковывали нещадно. Избавлялись от некондиции в помете. И никаких соплей. Дерек Бофор – натура настолько же нежная и любящая, как кусок окаменелой древесины. Поэтому, когда после развода мы с Мерлином оказались ампутированы, как раковая опухоль, у меня не было никакого шока. Но сейчас моя бывшая свекровь, разглядывая десятилетнего Мерлина, учуяла, что некоторые ее гены и впрямь бормочут в его крови. В мальчике явно звучало генетическое эхо Джереми, и ее это потрясло. Хоть и блондин, Мерлин был бонсаи-копией Джереми – стройный, высокий, косматый и с теми же люминесцентно-голубыми глазами.

Мерлин заговорил первым:

– Ну не поразительно ли, что ты – моя бабушка?

И одарил ее улыбкой зубастой невинности.

Вероника (более известная в моей семье под именем «Хавроника» – за ее непроходимую тупорылость) выдавила ему сиропную улыбку:

– Здравствуй, милый.

– Ой, ну вот зачем эта вульгарная ухмылка? – Мерлин поморщился. – Пожалуйста, не улыбайся мне так! Это меня нервирует. Раболепная прямо. Фу!

Он прикрыл лицо, будто прячась от лучей смерти, выпущенных в него из научно-фантастической пушки.

Наступил Вероникин черед ужасаться. Она вся побагровела, будто ее ошпарили.

– Мерлин, может, пойдешь попишешь циферки?

Мой занятный сынок взял моду часами записывать результаты крикетных турниров. Он выучил карьерные перемещения каждого игрока, каждый выигрыш, промах и счет каждого матча, когда-либо сыгранного на планете. Он был точен, как компьютер, – но не мог определить время по часам. Моя бывшая свекровь ошалело смотрела, как я вывожу Мерлина в коридор, где он забирается в бельевой шкаф. Я закрыла за собой дверь комнаты и повернулась к ней.

– Иногда мне кажется, что Мерлин – инопланетянин, – сказала я в шутку. – Временами такое чувство, что я его не родила, а нашла под космическим кораблем и вырастила.

Вероника разместила свою тушу на краю стула и теперь нетерпеливо покачивала пухлой ножкой. Ноги у нее все были в распухших венах и узлах, как в синих гетрах рыхлой вязки. Над ступнями, которым было бы куда уютнее в галошах, но их втиснули в крошечные туфельки, нависали оплывшие щиколотки – как тесто, выпершее из квашни. Я сидела напротив, подобрав ноги под себя, чтобы вся эта процедура выглядела как бы неформальной.

– Одиночное воспитание ребенка с синдромом Аспергера, что в переводе с медицинской латыни означает «поди пойми», требует знаний и навыков акробата на трапеции, ядерного физика, Фрейда, автомеханика и зообихевиориста, – пошутила я, доливая ей чаю. (Я не пересаливаю? Ой, да ладно. Тут хоть лопатой наваливай.) И улыбнулась – в знак приглашения к дружбе и доверию, после чего предложила тарелку с печеньем.

Она откусила от «ХобНоба» [29], крошки прилипли к помаде.

– Никто и не говорит, что материнство – это легко, – осторожно ответила она.

Миновав секундную неловкость, Вероника возобновила улыбку – такую же лаковую, как ее маникюр.

– Не поймите меня превратно, Мерлин – умница, – продолжала я, – но его нервная система не так закоммутирована. Я живу в постоянном ужасе от того, что он может выкинуть в любую минуту. Если на школьном празднике кто-то опрокидывает стол с соками или беседует с собакой – это Мерлин. Единственный метод выживания в таких условиях – невинно озираться и осведомляться у всех в зоне слышимости, кто этот ребенок и почему он зовет меня мамой?

И вновь мою скромную попытку обаять ее юмором встретили жеманным осуждением и вздеванием бровей к потолку. Оставив надежду завязать веселую болтовню, я глубоко вдохнула, как ныряльщик перед прыжком, и взяла тон посерьезнее.

– Ну и кроме того, у него уйма разных пунктиков. Он боится, что излучение микроволновки изувечит ему мозг. Он всегда обходит кухню по определенному маршруту, на удачу. И абсолютно все воспринимает буквально. Когда я спрашиваю, не видел ли кто мои хорошие ножницы, он думает, что ножницы бывают плохие, злые, с кровожадными наклонностями. Когда я говорю ему, что за последний кекс ему придется драться со мной, он принимает бойцовскую позу. Бук-валь-но. Когда я прошу его запирать дверь, не то воры стырят мои украшения, а потом прихожу домой и дверь открыта, он объясняет в полной растерянности, что не понимает, зачем мужчинам украшения.

Я откинулась на спинку кресла, рассчитывая на сочувствие.

Но моя экс-свекровь в совершенстве владела аристократическим искусством сохранять спокойствие перед лицом чужих невзгод.

– Какой... чудаковатый. – Это все, что она мне выдала.

– Называть моего сына чудаковатым – все равно что метеорит, несущийся к Земле, называть чуточку смертельным. «Чудаковатый» – это деликатное обозначение, Вероника. «Социально неуклюжий» – другое дело. Прочие мамы получают подарки на День матери. Я же, помимо того что рядом нет моего мужа, чтобы напомнить Мерлину, что за день на дворе...

Тут уж я от души пересолила. Я верняк представляю «Соляные копи и Ко».

– ...Я все время получаю замечания из школы – его выставляют из класса за дурное поведение. Взять эту неделю. Он перебил учителя вопросом, не беспокоит ли ее движение ледников. Разве не волнует ее вновь обретенная способность ледников везде ползать? А если какой-нибудь начнет его преследовать? По мне, так оно вполне забавно – парадоксальным образом. Но его учительница сочла это выступление срывом урока.

Моя бывшая свекровь, похоже, разделяла это мнение – судя по тому, как она раздраженно елозила чашкой по блюдцу.

– Но он бывает обаятельным до смешного, – добавила я уже на позитивной ноте. – Просто у него нет фильтров. Он всегда говорит то, что думает.

Применительно к Веронике было верно строго обратное. Она изо всех сил старалась изображать участие, но лицо у нее было кислое. Судя по виду, ей только что предложили попробовать слегка обжаренные мозги летучей мыши на чумной говядине в изысканной нитроглицериновой подливе.

– Насколько я знаю, Джереми платит алименты...

Я была вынуждена прикусить язык, чтобы не добавить от себя: «...только не до хрена как-то. Погодите, сгоняю за последним чеком, чтобы вы тоже познали, как пахнет грязная тряпка».

– Но мы не учли при разводе, что Мерлин навсегда останется зависимым от меня ребенком. Мне всю жизнь придется стричь ему ногти и лепить бутерброды, чистить ему уши и стирать рюкзак. Задача матери – родить, женить и сбыть. Верно? Но я-то буду пришита к сыну до конца своих дней – как крепостная.

– Может, перерастет? – бодро предположила Вероника. – Мальчики жутко отстают в развитии.