Чикаго - Аля Аль-Асуани Страница 14

Перед ним в дверях стоял Раафат Сабит.

Немного смущаясь, с виноватой улыбкой на лице он сказал:

— Прости, что беспокою тебя, Салах. Я звонил, но твой телефон не отвечает. А мне необходимо было увидеть тебя сегодня.

— Вечно ты доставляешь мне неудобства, Раафат. Ты меня не удивил, — посмеялся Салах, приглашая его войти.

Так они шутили между собой, немного цинично и жестко, но за этой грубостью прятались нежные отношения. Их дружба крепла тридцать лет, они были старыми друзьями, «товарищами по оружию», пережившими вместе и горе, и заботы, и радости. За эти годы между ними установилось удивительное взаимопонимание, так что сейчас Салаху было достаточно одного взгляда на лицо Раафата, чтобы понять: у того серьезная проблема. Улыбка тут же испарилась, и он спросил с тревогой:

— Все в порядке?

— Налей мне.

— Что будешь?

— Скотч с содой и побольше льда.

Раафат начал пить и рассказывать. Он говорил взволнованно и быстро, словно избавлялся от тяжелой ноши. Закончив, продолжал сидеть с поникшей головой, пока не услышал голос Салаха, полный сочувствия:

— И что, Сара действительно ушла из дома?

— Собирается в конце недели.

— А мать что?

— Я изо всех сил избегаю говорить с ней об этом, чтобы не поссориться. Она, конечно, ее поддерживает.

Они снова замолчали, и Раафат поднялся, чтобы налить себе еще. Усталым голосом сквозь звон кубиков льда он сказал:

— Ты не находишь это странным, Салах? Родить ребенка, привязаться к нему и полюбить больше всех на свете, из кожи вон лезть, чтобы она жила счастливо, а как только она становится взрослой, бросает тебя и убегает с дружком при первой же возможности!

— Это естественно.

— Это противоестественно!

— Сара — американка, Раафат. Все американские девушки оставляют родителей и живут отдельно со своими бойфрендами. Ты лучше меня знаешь, в этой стране не позволено вмешиваться в личную жизнь детей.

— И ты, Салах?! Ты говоришь, как Митчелл! Вы оба выводите меня из себя. Как мне убедить тебя, что я не против того, чтобы у моей дочери был друг? Раз и навсегда поверь правде, которую я тебе скажу: я американец и воспитал свою дочь на американских ценностях. Я избавился от восточных предрассудков и не считаю, что достоинство мужчины измеряется его половым членом.

— Я не это имел в виду.

— Именно это ты хотел сказать.

— Прости, если обидел тебя.

— Ты не понимаешь, Салах. Я не вмешиваюсь в личную жизнь Сары. Но этот тип не внушает мне доверия. Я не могу оставить с ним дочь ни на минуту.

— Если Джефф плохой человек, рано или поздно Сара это поймет. Она имеет право набивать себе шишки на собственном опыте.

— Она такая скрытная, Салах. Мне иногда кажется, что она стала другим человеком, не той Сарой, которую я нянчил. Я никак не могу ее понять. За что она так жестока со мной? Почему все, что я говорю, она принимает в штыки? Сначала она тиха и ласкова, потом вдруг приходит в ярость без причины… Она бледная, у нее такое слабое здоровье.

— Такова молодость. Противоречивые чувства, переменчивое настроение — из одной крайности в другую. Ее жестокость по отношению к тебе объяснима. Вспомни, как ты сам относился к отцу, когда был молодым? В этом возрасте стремление к независимости от родителей толкает нас быть жестокими с ними. Ее грубость с тобой, Раафат, не означает, что она перестала тебя любить. Просто так она выражает протест против твоей власти над ней.

Их разговор продолжался целый час, в течение которого они на разный лад обсуждали одно и то же. Раафат поднялся:

— Ну, мне пора.

— У тебя завтра лекции?

— Нет.

— Тогда хорошенько выспись, старина, и утром дело покажется тебе куда проще.

Раафат ушел. Салах закрыл за ним дверь и медленно поднялся по лестнице, ведущей в спальню, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Крис. Он снял шелковую пижаму, повесил ее на вешалку и, осторожно проскользнув под одеяло, лег рядом с женой. От маленького светильника сбоку шел слабый свет. Боясь темноты, Крис оставляла его на ночь включенным. Салах лежал, уставившись в потолок, и следил за танцующими бликами. Внезапно ему стало жалко Раафата. Он его прекрасно понимал. Раафат не мог смириться с мыслью, что дочь обожает другого мужчину, и поэтому терзался от ревности к Джеффу. Это правда. В одном из своих романов Достоевский писал, что все отцы в мире испытывают жгучую ненависть к мужу дочери, как бы ни старались показать обратное. Но проблема Раафата была сложнее. Он, кроме всего прочего, не мог допустить, чтобы у его дочери была добрачная связь. Несмотря на пламенные речи в защиту западной культуры, он оставался мужчиной с восточным менталитетом, который сам же осуждал и высмеивал. «Может, мне и повезло, что у меня нет детей. Лучше уж быть бездетным, чем оказаться сейчас на месте Раафата! — подумал про себя Салах. — Проблема Раафата заключается в нем самом. Многие египтяне вырастили детей в Америке и смогли сохранить баланс между двумя культурами. Но Раафат презирает культуру, носителем которой он сам является. И это осложняет дело».

— Бедный Раафат, — прошептал Салах по-английски. Его взгляд упал на часы, и он ужаснулся тому, что был уже час ночи, а значит, на сон оставалось совсем ничего. Чтобы заснуть, он укрылся одеялом, повернулся на бок, поджал ноги, спрятал голову под подушку и закрыл глаза. Пришло ощущение, как медленно его окутывает приятная тьма сна, но лежащая рядом Крис закашляла и перевернулась. Она ворочалась каждые пять минут, и Салах понял, что жена не спит. Не обращая на нее внимания, он по-прежнему пытался погрузиться в сон. Но она придвинулась к нему, обняла под одеялом и поцеловала. Почувствовав исходящий от нее запах алкоголя, он прошептал раздраженно:

— Снова набралась?

Она прижалась к нему, стала обнимать и целовать, прерывисто дыша. Он пытался что-то сказать, но она нежно прикрыла ему ладонью рот. При слабом освещении ее лицо, как ему показалось впервые, пылало, словно от него шел жар. Он почувствовал, как она проводит рукой у него между ног.

— Я соскучилась по тебе! — прошептала она и потянулась к нему губами.