Гитлер_директория - Елена Съянова Страница 14

Гитлера тоже куда-то увезли. Большинство штурмовиков, не услышав приказов, не сделав ни одного выстрела, растерянно озирались: что это?! неужели всё?! «Какое поражение! Какой позор!» — читалось в глазах у всех. Это было 9 ноября.

А уже с 10-го начался перевертыш: кровь, смывшая позор, окрасила поражение в цвет победы. Первой, настоящей, потому что теперь они были мученики; теперь о них узнали.

20

В 1920 году путчисты во главе с Каппом, Эрхардом и Людендорфом сумели занять Берлин, выгнать оттуда действующего президента, образовать свое правительство и продержаться неделю. В 1923 году нацисты во главе с Гитлером смогли только пошуметь в течение суток и быстро были распиханы по тюрьмам, госпиталям и моргам. И все же первый путч провалился потому, что против него на едином вздохе поднялся народ — рабочие, увидевшие в капповцах смертельных врагов. А вот в нацистах немецкие рабочие врагов не разглядели — бросив лозунг «социализм без гражданской войны», Гитлер многих сумел обмануть. Поразительно точное объяснение этому дал Эрнст Тельман, который еще в январе 1924 года писал: «У Германии появился смертельный враг; его имя национал-социализм. Он одет в рабочую робу и говорит корявым языком улиц. Он прост, сердечен, в меру сентиментален, в меру суров. Он романтичен и прагматичен. Он истинный немец. …Только что, перед всем миром, — продолжает Тельман, — была разыграна трагедия русской гражданской войны, но господин Гитлер обещает бескровный социализм, — немецкий бескровный социализм, — а такой штуки у нас еще не пробовали. Скажу вам так, товарищи: если такой социализм возможен, то лишь в будущем. А пока я скажу вам — что произойдет: социализм господина Гитлера не будет бескровным и немецкая кровь прольется на фронтах новой мировой бойни».

Суд над путчистами начался в феврале 24-го года. Судьи настолько симпатизировали обвиняемым, с таким вниманием выслушивали длиннющие монологи Гитлера, так откровенно хихикали над его ироническими замечаниями по ходу разбирательства и вынесли такие мягонькие приговоры, что подытожу весь этот фарс словами журналиста из «Таймс»: «Этот суд, во всяком случае, доказал, что заговор против германского государства не считается в Баварии серьезным преступлением».

1 апреля был вынесен приговор: Людендорфа оправдать, Рему — 15 месяцев и отпустить под залог; Гитлеру и еще троим — по пять лет, но сразу намекнули — меньше чем через год выпустят. Гесс, который вернулся из Австрии и сдался властям, получил полтора года. Суд выполнил его просьбу — отправить в крепость Ландсберг, где уже отбывал срок Гитлер. Удивительное дело — ни один из тех министров, над которыми он от души поиздевался, угрожая повешением на деревьях, не дал против него показаний.

Крепость Ландсберг представляла собой несколько больших старинных зданий, окруженных садом. Как Гитлер с компанией в ней устроились? Послушаем Гесса.

«Итак, я здесь устроился вполне счастливо, — пишет он матери 16 мая, — Отдельные комнаты с хорошей мебелью, отдельные ванные комнаты с современным оборудованием, отношение персонала «почтительное», гулять, купаться в озере сколько душе угодно, любые книги, любые посетители, прекрасное вино… плюс к этому — «время для учебы и милый вид из окна…»». Но счастье Гесса было, конечно, не в этом, а в том, что, как он пишет дальше: «…я могу каждый день проводить с этим замечательным парнем, Адольфом Гитлером». Кстати, эти строчки почему-то постоянно вводят некоторых исследователей в искушение приписать Гитлеру и Гессу гомосексуальные отношения. Иных историков с этой версии просто не своротить! Может быть, они всё никак не доберутся до тюремных архивов, где в одной из книг записи посетителей сказано о нескольких визитах к Гессу его «невесты», студентки Мюнхенского университета Эльзы Прёль, один из которых длился… двое суток! Почему так долго? А по медицинским показаниям, то есть в связи в «психической угнетенностью» заключенного Рудольфа Гесса. Чтобы уж совсем прояснить дело, скажу, что результатом этих визитов стала беременность Эльзы. От ребенка она избавилась, и оба были за это наказаны и смогли родить сына только в 1937 году.

Гесса часто навещал и Карл Хаусхофер. Гесс буквально изводил своего учителя разговорами об Адольфе. Но Хаусхофер никак не расставался со своим скепсисом по поводу «бонапарта из пивной», и однажды сказал Гессу и Грегору Штрассеру следующее: «Ваш друг никогда не произведет впечатления на мало-мальски образованных людей, пока не возьмется за перо».

Идея усадить Адольфа за письменный стол особенно понравилась Штрассеру, которого Гитлер донимал бесконечными речами. Штрассер предложил ему написать «мемуары» и даже придумал для них название — «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости».

Из комнаты Гитлера вынесли два кресла и поставили вместо них письменный стол. Гитлер усадил за него Эмиля Мориса, а сам продолжал произносить монологи, которые теперь Морис записывал. Некоторые записи Гесс с трепетом показал Хаусхоферу, а тот неожиданно отнесся доброжелательно, даже сам переписал несколько абзацев, чтобы продемонстрировать образец нужного стиля. Гесс взялся редактировать. В общем, дело пошло.

21

«В истории каждой страны бывают такие времена, когда порядочные люди не могут процветать, потому что порядочность оскорбляется на каждом шагу самим устройством социальной жизни. . Порядочность требует защиты. Но что такое защита рядовым человеком своей порядочности от оскорбляющего ее режима? С точки зрения режима такая защита всегда есть нападение, и Пресвятая Дева, как это забавно выглядит: порядочность тихим голосом говорит режиму «нет», и режим стотысячным хором клевретов поднимает жуткий визг, точно свинарник перед большим забоем».

Это Гесс пишет родителям из Ландсберга в 1924 году, под «порядочностью с тихим голосом» подразумевая, видимо, себя, а вот по поводу «жуткого визга» — это я не знаю о чем: немецкие газеты, например, высказывались о заключенных Ландсберга с сочувственным интересом, именуя их «узниками чести». Да и сам Гесс в следующих письмах дает такие идиллические картинки их с Адольфом «заточения», что становится понятной одна фраза, которую, по словам Гесса, как-то раз произнес Гитлер: «Свои самые по-человечески счастливые дни я провел в тюрьме». Что это за род счастья, и в чем оно состояло? Думаю, в том, что впервые в жизни после смерти матери об Адольфе Гитлере кто-то настырно заботился. Здесь проявился парадокс его характера: диктатор и насильник по природе сам желал насилия над собой в частной жизни. Орал, ругался, называл себя «негром умственного труда», а Гесса-плантатором, однако продолжал работу над книгой. Под давлением Гесса бросил курить, кое-как научился плавать, хотя патологически боялся воды. Позволял втискивать свою богемную разбросанность в жесткий каркас распорядка дня. И уж Гессом-то, во всяком случае, был вознагражден. Это случилось в феврале 24-го. Гитлера посетила небольшая делегация рейнских нацистов, и Гесс впервые, желая придать значимость Адольфу в глазах, как он пишет, «малознакомых товарищей», обратился к лидеру партии не с банальным «герр Гитлер», а отстраненно-торжественно — «мой фюрер».

Все это «счастье», однако, близилось к завершенью: весной 24-го на выборах нацисты набрали аж 2 миллиона голосов и получили 32 места в Рейхстаге. В феврале 25-го запрет с НСДАП был снят, а это значило, что нужно вытряхиваться на волю и начинать разгребать авгиевы конюшни штрассеровского социализма, загадившего партию, восстанавливать газету, печатать книгу, драть глотку, кланяться власть имущим, флиртовать с рейхсверовцами, в общем, самоутверждаться.