Так говорил Никодимыч - Борис Юдин Страница 14

– Вот, недаром говорят: Не было бы счастья да несчастье помогло – сказал Петрович. Потом неторопясь закурил, кашлянул многозначительно, и продолжил:

– Вот тут неподалёку… В том самом доме, где раньше булочная была, а теперь пивная, жил – был один мужик.

И такая непруха была этому мужику по жизни, что страх сказать. За что ни возьмётся – всё из рук валится. С работы выгнали, за пьянку, дескать. Хотя мужик не всё время пил, а с перерывами. Баба евоная детей да шмотки собрала, и уехала в неизвестном направлении. И ваще…

Вот мужик этот – Чеськой его звали, – и начал горе горевать.

Вот он погоревал, погоревал, да и бросил. Потому что деньги кончились.

Вот тогда и устроился наш мужик в похоронное бюро бетонщиком. Работа не сахар, деньги несерьезные. Одно хорошо – родственники усопших всё время хмель несут. Дескать, помянуть покойного надо по обычаю. Это только и утешало, а иначе работа была бы совсем зряшная.

И надо сказать, что вдобавок ко всему, морда у этого Чеськи была такая, что его и тверёзым в вытрезвиловку брали.

– Не может такого быть, – говорили, чтобы с такой мордой человек трезвым был. С такой мордой, – говорили, – человек не имеет никакого права нарушать общественное спокойствие.

И брали.

А мужик Чеся всё это терпел и мужественно переносил.

Вот пришёл как-то этот Чеся на работу. И работает себе потихоньку. Но к обеду устал. Даже ноги начали подкашиваться. Потому что уже успел помянуть какую-то христианскую душеньку. Вот устал наш мужик, и пошёл в гробовую отдохнуть. У него такой обычай был, как нажрётся, так сразу в гробовую. Ляжет там в гроб, как порядочный, крышкой накроется, и спит себе. И никаких к нему претензий. Потому что ничего такого он не нарушает.

Вот спит себе наш мужик и сон видит. А снится мужику, что стоит он на облаках перед Богом. И жалуется.

– Так и так, говорит, Господи! Такая непруха, что спасу нет. Нельзя ли, как-нибудь – говорит, – это всё изменить в лучшую сторону?

Вот наш мужик Чеся смотрит свой сон. А тем временем в гробовую заваливают четверо здоровых мужиков. И пятый, самый здоровенный, ими командует:

– Вот этот берите, – говорит, и показывает на тот самый гроб, в котором мужик Чеся свой сон досыпает.

– Берите вот этот – командует этот мордатый мужик – я сразу вижу, что этот моему покойному брательнику в самый раз будет.

Ну, если размер подходящий, чего же не взять? Вот мужики и взяли. И на выход к машине понесли. Только несут они этот гроб, а сами ругаются почём зря:

– Это же надо, – ругаются они, – какой гроб тяжёлый. Прям не верится, что пустой. Вот до чего свобода довела – из сырого дерева гробы для простых людей делать начали.

И с такими горькими словами грохают эти мужики гроб передними ножками на кузов своего грузовика. И надо же тебе, какая непруха выходит! Выпадает из этого гроба дно. И наш мужик Чеся, а с ним и доски, стружки и прочие гробовые потроха вываливаются на землю.

Мужики тоже чуть было с перепугу рядом не рухнули. Но удержались на ногах. Хоть и с трудом. А удержавшись, схватили что попало с недвумысленными намерениями. Только мужика Чесю догнать не могли. Чеся сразу сообразил, что чем пахнет, и бросился бежать на ближнее кладбище прям через забор.

И что интересно, мужики этого бедолагу Чесю так и не нашли. Хотя искали. Всё кладбище обшарили, обещая убить, как только поймают. Но не нашли. Потому что Чеся на бегу в свежую могилу прыгнул. Лёг там, и еловым лапником, что на дне могилки был для красоты настелен, накрылся.

Вот, подождал наш мужик Чеся, пока поиски закончатся. Полежал. А потом встал и захотел на волю вылезти. Но куда там! Никак. Вот, скребётся наш Чеся в чужой могилке, как жук в коробке, а тут оркестр жалобно заиграл. Покойника несут. И прямо к той могиле, где Чеся напрасно старается.

Ну, тут этот Чеся испугался немного и опять в лапничек зарылся. Смотрит одним глазом: гроб на доски прямо над могилкой поставили. Речи говорят. И слышно, как вдова покойного убивается. Прямо криком кричит.

– Ах, – кричит, – заройте меня живьём вместе с моим дорогим и ненаглядным.

И с таким нечеловеческим криком опирается эта вдова прямо на гроб. Тут доски – то, на которых гроб стоял, и подломились. И вдова, и всё, что было, падают в могилку прямо на Чесю.

Сначала вдова. Потом покойник. А гроб уже следом.

Как они этого Чесю не убили, ума не приложу. В одной вдове пудов десять было.

Но как бы то ни было, а закончилось всё хорошо. И мужика Чесю даже на поминки взяли. Подумали, что он в сутолоке и панике один только вёл себя геройски и первым в могилу прыгнул, чтоб вдову спасти.

И чтобы вы думали? Время прошло, и взяла эта вдовушка мужика Чесю к себе жить. И холит его и лелеет. И даже любовь между ними произошла.

Правда, Чесю по-прежнему в вытрезвиловку гребут из-за евоного выражения лица. Но вдову это не пугает нисколько.

– Хороший мужик – говорит она подругам – должен только самую малость красивше чёрта быть. А мой такой и есть.

Вот, братцы, как жизня, бывает, поворачивается.

– Да уж, братцы – подвёл иток Николай, – жизнь – это штука такая…

– Как ни крутись у неё трахалка больше – помог Никодимыч закончить ценную мысль. А потом закурил и продолжил…

Жил – был один мужик. И до того был этот мужик вдумчивый – спасу нет.

Вроде, и работал на хлебном месте: он в похоронке надписи на памятниках выбивал. Что по казёнке зарабатывал, а что клиенты натурой приносили. Словом, мог этот мужик пить, когда захочет, а не только в аванс да в получку. Кажется, живи и радуйся. А он – нет. Не такой это мужик был. Непростой был этот мужик, короче. Во всё, что попало, вдумывался. Поэтому и жил один, как сыч. Сами мозгами пораскиньте – какой бабе такой хмырь вдумчивый нужен?

Ну и вот. Не знаю, сколько лет подряд бил этот мужик надписи на памятничках. Не знаю точно, а врать неохота. Но в один день на него озарение нашло. Осенило мужика, так сказать. Заметил он, что народишко в основном рядом со своим днём рождения помирает. Прям, как нарочно. С поправкой на неделю туды-сюды. Не все, конечно. Но основная масса.

Тут мужик и открыл свой закон Вечной жизни.

– Блин! – думает он себе – а ведь если бы не эти дни рождения, так никто бы и не помирал. Жили бы мы себе да жили и горя не знали. Вот, сделал себе мужик такое открытие, и тут же начал думать, как бы ему свой лдень рождения переиначить на чужой.

– А что? – думает, – придёт моё время, станут меня забирать – и раз! Другого мужика заберут ровно в мой день рождения. А я вроде, и ни при чём буду.