Человеческий крокет - Кейт Аткинсон Страница 14

При нежданном явлении мистера Бакстера Чарльз говорит:

— Ага, ну я в кино пошел, — и не успевает Дебби ответить: «Вот уж нетушки», — его уже нет. Бедный Чарльз, никто не ходит с ним в кино.

— Ему бы собаку завести, — советует Кармен (у Макдейдов целая собачья стая на любые нужды), — собака пойдет куда угодно.

Но Чарльз хочет, чтобы кто-то сидел с ним на заднем ряду в кинотеатре, приходил на свидания в кафе, пил с ним капучино, жевал поджаренные булочки, и, хотя собака, вероятно, с радостью возьмет на себя эти обязанности, Чарльз, по-моему, хочет девушку, а не собаку.

— Хм, — супится Кармен, — это будет потруднее.

Почему девушки не хотят гулять с Чарльзом — потому что он такой чудной на вид? Потому что верит в странное и одержим ненормальным? Да. Если коротко.

Миссис Бакстер, которой этикет барбекю в новинку, принесла большой пищевой контейнер и вручает его Дебби.

— Я тут сделала малка салата, — с надеждой улыбается она, — думала, вам пригодится.

— Возможно, даже в пищу, — саркастически усмехается мистер Бакстер, и его жена конфузится.

Подтягиваются другие соседи, а так и не раскалившиеся угли все больше нервируют Дебби. Соседи, как положено, восторгаются ее набором для барбекю — «новомодная штуковина», — однако сырое мясо особого восторга не вызывает.

Приходят мистер и миссис Примул с Юнис и ее неприятным братом Ричардом. Мистер Примул и Дебби углубляются в жаркую беседу о следующей постановке «Литских актеров» — «Сон в летнюю ночь», представление планируется («Потому что нам заняться больше нечем», — смеется мистер Примул) в канун Иванова дня на поле под леди Дуб. Почему в канун Иванова дня? Почему не ночью?

— Что в лоб, что по лбу, — отмахивается Дебби.

Дебби наконец получила роль с репликами — она играет Елену и постоянно жалуется, сколько слов ей досталось выучить, не говоря уж о том, до чего эти слова нелепы.

— Я считаю, он (то есть Шекспир) мог бы и подсократить. Одного слова бы хватило, а он пишет двадцать. Бред какой-то. Слова, слова, слова. [22]

Я в споры не вступаю, не разъясняю ей, что Шекспир выше всяческих оценок. («Для девочки твоего возраста, — говорит учительница английского мисс Холлам, — весьма необычна подобная страсть к Барду».) К «Барду»! Все равно что называть Элайзу «наша мамка» — низводить до уровня простых смертных.

— Вот уж кто инопланетянин, — говорю я Чарльзу, — так это Шекспир.

Вообразите, каково с ним встретиться! Впрочем, что ему сказать-то? Что с ним делать? Не по магазинам же таскать. (Может, и неплохая идея.)

— Заняться сексом, — рекомендует Кармен, отчасти неприличным манером погрузив язык в шоколадный шербет.

— Сексом? — изумляюсь я.

— Ну а что? — пожимает плечами она. — Раз уж ты заморочилась во времени путешествовать.

Оголодавшее собрание обращается к капустному салату миссис Бакстер и стоически его жует. Гордон приносит тарелку отбивных, снаружи почерневших, а внутри ярко-розовых а-ля Эльза Скиапарелли. [23]Гости вежливо гложут по краешку, а мистер Бакстер вспоминает срочные дела вдали отсюда.

— Это что, конина? — громко осведомляется Винни.

— Ты же, наверное, Любетов не звала? — с надеждой спрашиваю я Дебби.

— Кого?

— Любетов. С Лавровой набережной. Твой гинеколог.

Дебби содрогается в ужасе:

— С какой радости мне его звать? Будет тут жевать стейк, зная, что у меня внутри.

Да, неуютно. Но стейк он жевал бы в одиночестве — остальные воздерживаются.

На мистера Любета обрушивается столько «женских проблем» (особенно таких женщин, как Дебби и Винни), не захочешь, а его пожалеешь, но, вообще-то, он малоприятный: «рыба холоднокровная», по оценке Дебби, «чудная рыбина» — по выражению Винни; весьма необычное единогласие между заклятыми врагами хотя бы касательно биологической принадлежности.

Дебби по случаю барбекю приготовила десерт — причудливое запеченное сооружение, Riz Imperial aux Pêches.

— Холодный рисовый пудинг? — нерешительно переводит мистер Примул. — С консервированными персиками?

Снова появляется мистер Рис, как раз когда Ричард Примул давится хохотом (издает ужасный «хап-хап») и говорит:

— Мистер Тапиока! Мистер Манка!

Я сообщаю ему, что шуточка давно приелась, но Ричарду плевать, что девчонки говорят. Мистер Рис, если приглядеться, уже и впрямь смахивает на пудинг, непропеченный, жирный и с вареньем, — лицо бледное, глаза как смородины. Вот из Ричарда вышел бы очень невкусный пудинг. Ричард очкастый, прыщавый, ровесник Чарльза, первокурсник на строительном в Глиблендском техникуме. У Ричарда и Чарльза много общего — оба изъедены акне и после бритья покрываются красной сыпью. От обоих несет сырными корками, но, возможно, это со всеми мальчиками так (кроме, разумеется, Малькольма Любета), оба — необщительные ботаники, что отталкивает как девушек, так и сверстников мужеского пола. Вопреки сродству, друг друга они презирают.

Впрочем, есть и различия. Чарльз, к примеру, человек (что бы он сам ни думал), а вот Ричард, вполне вероятно, не вполне. Не исключено, что он результат неудавшегося эксперимента пришельцев, — может, какой-нибудь марсианский Франкенштейн вычислял, каким полагается быть человеку, и из лишних деталей собрал Ричарда.

С виду он полная противоположность Чарльзу — худой, долговязый как плеть, тело дурно сшитым костюмом болтается на широких плечах-вешалках. Не подбородок, а кувалда, и в профиль лицо — как впалая новорожденная луна.

Ричард все пытается украдкой меня пощупать — тайком выставляет руку или ногу и старается потрогать где достанет.

— Убери руки! — рычу я и ухожу.

— А это что? — осторожно спрашивает миссис Бакстер, предъявляя мне ломоть обугленного мяса.

— Пудель? — с надеждой гадаю я.

— Я, деточка, пожалуй, домой, — поспешно говорит она. — Надо к Одри.

В Одри по-прежнему обитает «какой-то вирус, летний грипп, — говорит миссис Бакстер, — видимо». Всякий раз, когда она поминает «грипп», я представляю, как в бедной Одри разрастается грибница громадного белого или, скажем, ярко-красного мухомора.

— Да что с Одри такое? — спрашивает Юнис — щелк-щелкающий мозг не способен разгадать эту загадку, и Юнис раздражена.