Альтруисты - Эндрю Ридкер Страница 14

— Прошу прощения?

— Мне не хочется отпускать этого мальчишку, пока вы не пообещаете, что он понесет наказание.

— А-а, ну ладно, хорошо. Пойдемте, мальчики.

Они зашагали домой.

— Я ни в чем не виноват! — пробормотал Бруно.

— Действительно, — отозвался Алекс, — у него просто нет подружки. У меня вот целых две — и никаких проблем с самоконтролем.

— С тебя доллар, — сказала Мэгги. — Никаких проблем с самоконтролем у нас нет.

— Вот именно, — кивнул Бруно. — Все ОВР виновато.

— Что у тебя случилось?

А случилось вот что: Бруно вышел из себя на переменке, когда одноклассник Тревор Кван правильно определил возраст его древней «раскладушки» — ей было ровно шесть лет. Хуже того, Кван попытался включить экран и выяснил, что телефон не работает: аккумулятор давным-давно сдох, и Бруно таскал в школу фактически муляж (нарочито громко изображая рингтоны на переменках). Тут все Кваны, банда Тревора, начали дразниться и кричать: «У Бруно нет телефона! Нет телефона! Нет телефона!» — и перекидывать серебристую «моторолу» у него над головой.

— Ну, я и дал ему в зубы. — Он продемонстрировал Мэгги свой кулак: мясистые костяшки были покрыты ссадинами.

— Ребят, — сказала Мэгги, — мы же вроде об этом говорили. Помните: про мирное разрешение конфликтов? И как надо вести себя в школе? Вы должны понимать, что я волнуюсь за вас не меньше, чем мама. И вовсе не потому, что это моя работа. Вы мне как родные.

— А мама за нас не волнуется, — вставил Алекс.

— Неправда!

— Правда, правда. Она сама так сказала: я за вас не волнуюсь. У двух ее теток нашли рак. Ну, из-за Чернобыля. Так что у нее без нас хлопот хватает.

— Хм. Ну ладно, — протянула Мэгги. — Я поняла. Но вы себя берегите, лады? Ради меня.

— Это ж не я, это моя болезнь — ОВР, — пожал плечами Бруно. — Ничего не поделаешь.

Тем же вечером, растратив душевные силы на всех значимых людей в ее жизни, но по-прежнему чувствуя себя ужасно одинокой, Мэгги приняла приглашение тети: та звала ее к себе домой поужинать.

У Итана всякий раз находился какой-нибудь предлог, чтобы не ехать в Нью-Джерси — для него это была лишняя суета. Мэгги же ездила к Бекс из солидарности. Хотя тетин образ жизни ей претил, та была неким связующим звеном между ней и мамой. И тоже очень горевала.

Прекратить горевать по такому человеку, как Франсин, было невозможно. Видящая все и ни за что не осуждающая, умная, но не демонстрирующая свой ум, она пожертвовала карьерой ради благополучия семьи — в которой ей была отведена роль модератора, рефери и миротворца. В глазах Мэгги мать была одновременно образцом для подражания и поучительной историей — наглядным примером того, как современный мир видит женщину и на какие жертвы она готова идти, чтобы соответствовать этому образу.

За час до захода солнца — в ту самую минуту, когда Мэгги вышла из метро на 175-й улице, — у тротуара притормозил тетин армейский внедорожник.

— Детка! — завопила Бекс, осыпая ее щеки поцелуями.

У нее была упругое душистое лицо, липковатое от увлажняющего крема с гуайявой. Волосы, убранные в тугой хвост на макушке, слегка подтягивали кожу вверх. Она погладила кудри Мэгги.

— Какие мягкие!

— Спасибо.

— Совсем как у твоей мамы…

— Бекс…

— О-ох, — вздохнула тетя, промокнув ресницы бумажным носовым платком. — Ну вот, опять я расчувствовалась. А ведь у нас такое счастье!

— Счастье?

— Все безумно рады, что ты придешь!

— Все?!

— Ну да, все! Сегодня же шаббат, красавица.

— А-а… — протянула Мэгги. — Я совсем забыла. Только я ведь не одета… — Она опустила взгляд на свои черные джинсы, на которых пару месяцев назад запеклась какая-то гадость из дома Накахара. — Тяжелый был день.

— Не волнуйся, одежду я тебе дам. Какая ты худая!

Мэгги вся сжалась на сиденье — щеки вновь начал жарить знакомый зной.

Пока они ехали по мосту Джорджа Вашингтона, Бекс хорошенько ее рассмотрела.

— Знаешь, твоя мама мне спуску не давала. Перед важными свиданиями я иногда пыталась тайком голодать, но с Франсин этот номер не проходил. Она была психотерапевтом еще до того, как стала психотерапевтом, понимаешь?

— Понимаю.

— И больше об этом ни слова.

У Бекс были такие же темные и теплые глаза, как у Франсин. Опустив голову, Мэгги украдкой разглядывала необыкновенное тетино лицо, пока их гражданский танк катил по огромному автосалону марки «Лексус» под открытым небом — то есть по Нью-Джерси.

Тетя нравилась Мэгги или, по крайней мере, представляла для нее социологический интерес. Бекс Голдин из округа Берген, урожденная Ребекка Кляйн из Дейтона, Огайо, тринадцать лет назад вышла замуж за Леви Голдина, унаследовавшего крупнейшую на территории трех штатов компанию по оценке и ликвидации предприятий. Помимо дворца в Джерси, у них с Бекс был дом в Аспене, где Леви однажды заставил отца Мэгги воткнуть мясной нож в замерзшую землю — потому что тот по неосторожности нарезал им сыр.

— Что новенького? — спросила Бекс, едва не съехав на обочину.

— Ничего особенного. Вот думаю к папе съездить.

— К Артуру? Ох, Мэгги…

— Думаешь, не стоит?

— Слушай… Он, конечно, твой отец, не мой. Ты не можешь вечно его избегать. Хотя лично я не вижу в этом ничего зазорного.

— Да я справлюсь!..

— Знаю, ласточка. Но будь начеку, хорошо? Не хочу, чтобы ты страдала. Осторожность никогда не повредит.

Высокие чугунные ворота впустили их на территорию. За громадным домом, защищенным от улицы длинной узкой подъездной аллеей, прятался бассейн и глиняный теннисный корт. Вымощенная плиткой дорожка перед домом была украшена цементной розой ветров с именами двоюродных братьев и сестер Мэгги возле буквенных обозначений сторон света: Эзра (N), Лорен (Е), Максин (W) и Соломон (S) (Соломоном звали собаку). Заканчивалась дорожка широкой мощеной площадкой, на которой всегда стояло как минимум три автомобиля.

— Идем в дом, — сказала Бекс. — Скорей-скорей! Детям не терпится тебя увидеть.

На стене рядом с входом на кухню висела целая коллекция зеркал всех форм и размеров. Этот льдистый декор создавал ощущение прохлады, населяя окружающее пространство студеными бликами и отражениями. Мэгги увидела скользящих по коридору Лорен и Максин в зеркалах еще до того, как они очутились перед ней.

— Поздоровайтесь с сестрой, — скомандовала тетя.

Девочки — близняшки четырнадцати лет — что-то пробормотали. Их лиц было не видно за длинными занавесами черных волос.