Место для нас - Фатима Фархин Мирза Страница 13

– Матушка, – объявляет она со вздохом, – я и вправду люблю начальную школу.

Она говорит это по‐английски, торжественно, словно на исповеди. Как будто Хадия пытается завести светский разговор с малознакомым высокопоставленным человеком и сама удивлена своему тону, ведь она не ожидала ничего подобного.

– Матушка? – удивляется немного растерянная Лейла.

– Мамочка, – смущенно поправляется Хадия.

– Рада это слышать.

Они всегда говорят на урду. Нужно сделать это домашним правилом. Может, завтра позвонить Рафику, рассказать ему о том, что его дочь говорит как взрослая?

– А тебе нравилась школа? – спрашивает Хадия.

Лейла целует ее в щеку, осторожно приглаживает волосы. «За все слава Богу, – думает она, глядя на Хадию. – Все благодаря ему: моя дочь – чудесная девочка, и мне выпала честь быть ее матерью».

– Тсс, – говорит она в волосы дочери. – Спи. Нравилась. Очень нравилась. Поговорим об этом завтра.

Хадия кивает и закрывает глаза. Лейла продолжает обнимать дочь. Так безопасно и уютно, когда она просто лежит рядом.

* * *

Хадие тринадцать. Она сидит на красном садовом столе, ослабляя узел шарфа и наблюдая, как мальчики из ее класса воскресной школы играют в баскетбол во время перерыва. Среди них и Амар, хотя он гораздо младше остальных. Время от времени она посматривает на него, чтобы убедиться: брат играет на равных, его не толкают, у него не отнимают мяч. Но Амар задерживает ее внимание лишь на долю секунды, и она снова возвращается взглядом к старшему мальчику из семьи Али: он проходит между остальными игроками с легкостью, которая кажется ей грациозной.

С того места, где она сидит, кажется, что остальные боятся юного Али или преклоняются перед ним – у него как будто неохотно отбирают мяч и кричат громче, когда он забивает. А забивает он часто. Она снова дергает за узел шарфа. День выдался жарким. Старший Али – единственный во всей общине, кем Хадия втайне восхищается все эти годы. И она не одинока. Только другие девочки в общине и вполовину не были так застенчивы. Старший Али уже приобрел репутацию среди девочек в мечети: он добр к малышкам, обожаем ровесницами, и даже девочки постарше, подростки, часто перешептываются, каким невероятным красавцем он будет, когда вырастет, иногда говорят ему прямо в лицо, потому что мальчику тринадцать лет, он гораздо младше их и такие комплименты еще не считаются неприличными. Хадия в числе поклонниц-сверстниц, и ее подружки по воскресной школе рассказывают в душевой самые невероятные истории о старшем Али, раздувая каждую незначительную деталь до вселенских масштабов.

– Слышали, как он спрашивал Зейнаб, остался ли чай в женской комнате?

Хадия считает все это глупым. Ей претит присоединиться к другим девочкам с их ребяческим пылом, непристойными смешками и перешептываниями в его присутствии. Она отказывается делиться с подружками своими мыслями о нем. Она не открылась даже Худе, хотя с ней Хадия делится почти всем. Заговорить об этом – значит ослабить и принизить то, что она начинает чувствовать.

Сейчас она стыдится того, что следит за ним. Стыдится деталей, которые подмечает. Блестящая от пота шея. Манера вытирать лоб тыльной стороной руки. Тон, которым он командует другими игроками на площадке. То, как ему беспрекословно подчиняются. Она сразу определяет, какой из голосов принадлежит ему, когда до нее доносятся звуки с игровой площадки. Каждые несколько минут он задирает футболку, чтобы вытереть лицо. В таких случаях она отворачивается, прежде чем против воли снова посмотреть на него, и ее лицо обдает жаром. Она думает о том, что он лишь тощий подросток. И она совсем еще девочка. Тело как у мальчишки, кривые зубы и слишком густые брови. И одета в купленные матерью свободные, доходящие до колен футболки, в джинсы на размер больше нужного – с тем расчетом, чтобы каждый дюйм ее тела был спрятан. Словом, она не из тех, кого может заметить такой парень, как старший Али. Но все же.

Мальчики прерывают игру. Кто‐то бежит к оставленным на скамье бутылкам с водой. Остальные садятся, наклоняются вперед и, тяжело дыша, опираются ладонями о колени. Амар подхватывает мяч, который почти укатился с площадки, и начинает бросать его в корзину. Старший Али остается стоять и смотрит в сторону садового стола. На нее. Она отводит глаза.

После звонка она не спеша бредет к мечети, где проходят занятия. Другие девочки торопятся, зная, что сейчас будут изучать Коран, а учителя арабского очень строги и пунктуальны. Хадия возится со своим шарфом, завязывает и развязывает узел, который кажется ей слишком тяжелым всякий раз, когда она о нем вспоминает. В вестибюле, где стоят ящички для обуви, она медленно разувается, просунув пальцы под ремешки, и кладет обувь на место. Вестибюль – единственная часть мечети, если не считать классов воскресной школы, где мальчики и девочки могут находиться вместе. Здесь все стараются задержаться, помедлить, воспользоваться коротким моментом, когда разделительная перегородка отсутствует.

Игравшие в баскетбол мальчишки вваливаются в вестибюль, потные и веселые, шутливо толкаются и сбрасывают кроссовки, перед тем как побежать в класс. Они не замечают ее. Входит старший мальчик Али, а рядом с ним – ее брат. Амар смотрит на него так, как часто смотрел на Хадию, когда они были младше и его завораживал ее талант придумывать новые игры. Он уже месяцами не смотрел на нее так, не задерживался в дверях ее спальни, чтобы в подробностях перечислить самые обыденные мелочи прошедшего дня.

Когда они подходят ближе, Хадия внезапно и остро осознает себя, свое тело, и все это потому, что старший Али рядом. Она вдруг ловит себя на том, что впервые думает: это мое тело. Сердце бьется так громко, что его стук отдается в ушах барабанным боем. «Он видит мои тощие руки и ноги, мою кожу». И это шок – внезапное осознание того, что под слоями ткани у нее есть тело. Биение сердца. Барабанный бой.

Он останавливается перед ней и дарит улыбку из тех, о которых шепчутся девочки в ванной комнате. Обхватывает шею Амара и говорит ей:

– Знаешь, твой брат не так плох.

«Твой брат, – сказал он. – Твой».

Старший Али объявляет тем мальчишкам, которые еще оставались в вестибюле, что отныне Амар играет в их команде, и приобнимает его на мгновение за шею, прежде чем отпустить. Это незначительное выражение симпатии к ее брату заставляет Хадию взглянуть на него по‐другому и подумать о его поразительных глазах, не о том, как он всех смешит в воскресной школе, но о том, какой он добрый, какой хороший. Амар потрясен, но старается это скрыть. Он ногами загоняет кроссовки в ящик для обуви и улыбается каким‐то своим мыслям.

Старший мальчик Али выходит в коридор и направляется в класс изучения Корана, куда Хадия вот-вот опоздает. Она смотрит, как он удаляется, по‐прежнему переполненная чувством благодарности за доброту к ее брату. Амар не умеет заводить друзей, и, кроме того, год был очень трудным. За последние месяцы его оценки резко ухудшились, он потерял даже ту ничтожно малую мотивацию, которая до сих пор его поддерживала, и преподаватель третьего класса решил, что Амару лучше остаться на второй год, поскольку он провалил почти все экзамены. Амар только что пошел в третий класс снова. Он смотрит на нее и улыбается еще шире, перед тем как побежать на урок. Она стоит в пустом вестибюле, среди разбросанной обуви, слушая тишину.