Англичанка на велосипеде - Дидье Декуэн Страница 13

Стоило зажечься уличным фонарям, как население — муниципальные служащие, коммерсанты, консьержи жилых домов и особняков — всем миром взялось за лопаты; так что снег, валивший все гуще и гуще, стал скапливаться на тротуарах, оттесняя прохожих к проезжей части, где, прибитый непрерывно снующими трамваями, лошадиной мочой и навозом, он образовал длинную полосу коричневой жижи.

Увязая в этом липком, тошнотворном месиве, Джейсон с трудом пробирался по улицам, вдоль которых тянулись пустыри либо погруженные во мрак верфи, порой попадая в места, где свет от фонарей, тысячекратно отраженный в снежных кристаллах, оказывался настолько ярким, что становилось больно глазам.

Джейсон миновал портовый район и, двигаясь по Западной 14-й улице, стал углубляться в Манхэттен, минуя квартал скотобоен. От жирных паров, сочившихся из всех щелей кирпичных зданий, смрадного дыхания угловатых паровозов, перевозивших вагоны со скотиной по рельсам прямо посреди улицы, фотографу показалось, что воздух стал заметно теплее.

Каждый миг он боялся, что вот-вот раздастся гудок, возвещающий, что судно готово сняться с якоря. Это повлекло бы за собой массу трудностей. Продолжить свое пребывание в Америке Джейсон не мог: расходы на железнодорожные билеты и еду для девочки, турецкую баню (цена за одно посещение, объявленная служащей доктора Энджела, как минимум должна была бы соответствовать пожизненному пользованию баней) и особенно пожертвование, сделанное сестрам милосердия в благодарность за то, что они приняли Эмили, почти полностью истощили его долларовый запас, хранимый на случай непредвиденных обстоятельств.

А ведь еще совсем недавно, точнее, почти всю свою прошлую жизнь Джейсон Фланнери отличался крайней осторожностью.

Вдоволь посмеявшись над его опасениями, почти всегда, кстати, безосновательными, Флоранс с ними смирилась и только улыбалась, когда Джейсон, не достав места в конце ряда, боялся, что именно в тот вечер, когда они будут в театре, там случится пожар, — он где-то вычитал, что жизнь театров редко превышает тридцать лет, и большинство кончают ее, обратившись в пепел.

Но, потеряв Флоранс, он одновременно утратил и навязчивые мысли о возможном в любой момент несчастье: несчастье произошло, самое ужасное из всех, и было уже не важно, что его ждет в дальнейшем.

Незадолго до отъезда в Америку Джейсон побывал в театре «Ковент-Гарден», где давали «Сомнамбулу» Беллини. Место ему досталось настолько неудачное, что он мог не сомневаться, что, если вдруг возникнет задымление и поднимется паника, как это уже случилось в 1808 году в этом же театре, когда при пожаре в толчее погибли двадцать три человека, толпа его раздавит.

Между тем уже через несколько мгновений после начала он совершенно перестал об этом думать, а когда голос Эммы Альбани^[25] при последних звуках финала Ah non guinge^[26] утонул в буре рукоплесканий, Фланнери разделил общий восторг, начисто забыв, что как раз выкрики, свист и аплодисменты больше всего и отвлекают внимание дежурных пожарников.

В северную часть Манхэттена он решил подняться по 9-й авеню, внимательно считая улицы, которые пересекал: хотя везде и были таблички с названиями, большую их часть занесло снегом.

Иногда Джейсону приходилось останавливаться, справляясь с головокружением, возникавшим у него, когда он пробирался между высокими стенами тесно прижатых друг к другу домов, которые словно множились, уходя в бесконечность.

Вскоре он уже входил через юго-западный вход в Центральный парк — теперь он был всего в десятке улиц от 68-й.

Возле Пруда^[27] опрятно одетый пожилой человек толкал перед собой небольшую тележку на четырех колесах, наподобие тех, в которые впрягают собак, чтобы катать детей. На тележке стояли ящички с просветами, в которых, судя по звукам, копошились живые существа.

Разумеется, по причине темноты человек этот, должно быть, принял Джейсона за бродягу, подошел к нему и, не сняв шляпы и даже не приложив руки к полям, предложил ему жалкую сумму за то, чтобы он помог ему выпустить на свободу птиц, закрытых в ящичках.

— Пойдет ли это им на пользу? — засомневался Джейсон и тут же задал себе вопрос: а смогут ли предоставленные самим себе пернатые добыть пропитание в заснеженном парке? И не будут ли они немедленно отстреляны сидящими в засаде «охотниками», которые только и ждут, чтобы те взлетели: это же своего рода спорт — стрельба по живым голубям, охота ночная и подпольная одновременно.

Но незнакомец протянул визитку, на которой значилось, что он, Юджин Шьеффелин, — доктор фармацевтических наук, специалист в области генеалогии, биограф и орнитолог, а также президент Американского общества акклиматизации.

В марте ему уже удалось выпустить на волю шестьдесят скворцов.

Этой ночью он намеревался дать свободу зябликам и снегирям, доставленным из Англии и Франции, и он надеялся, что птицы вскоре дадут потомство, к огромному удовольствию посетителей парка, прославив заодно и Американское общество акклиматизации.

Джейсон, в свою очередь, сообщил, что и у него было в планах акклиматизировать в Англии некое маленькое создание американского происхождения, которое он тоже в каком-то смысле собирался выпустить из клетки, о, разумеется, это было еще под вопросом, ведь пароходный гудок мог положить всему конец, но такая мысль вдруг неожиданно пришла ему в голову, когда он сворачивал вправо, поравнявшись с парком Гамильтон, чтобы перейти с 9-й улицы на 8-ю, и она прочно засела в нем, словно стрела индейца, добавил он с немного принужденной из-за холода улыбкой.

Это загадочное признание, похоже, вполне удовлетворило Юджина Шьеффелина. Он пожелал Джейсону, чтобы у того все сложилось удачно с его «маленьким созданием», как и у него самого со скворцами.

— Самое главное, мой дорогой друг — суметь доставить вашего подопечного в наилучшем состоянии до того места, где, как вы надеетесь, он сумеет прижиться и оставить потомство. А уж после полагайтесь во всем на матушку-природу. Оставьте у себя мою визитку и при возможности дайте знать, как проходит ваш опыт по акклиматизации.

Сложив вместе большой и указательный пальцы, Шьеффелин сделал в ночной мгле короткий жест, нечто вроде благословения, и, что было еще более благотворным для Джейсона, указал прямой путь, дабы, перейдя Центральный парк, сразу выйти на угол 68-й улицы и Лексингтон-авеню.

Джейсон Фланнери приблизился к «вертушке подкидышей», где обессилевшие, отчаявшиеся или неимущие матери уже почти двадцать лет оставляли своих младенцев.

Дернув за шнурок, он подумал, что в здании тут же зазвенит колокольчик. Он ничего не услышал, но зато деревянный турникет сделал оборот, и откуда-то изнутри раздался спокойный голос: