По следам Марко Поло - Тим Северин Страница 13

То, что стоит между строками сдержанного повествования Марко, имеет наиважнейшее значение. Ею отец и дядя, «замечательные своей мудростью и предусмотрительностью», нимало не заблуждались относительно недолговременной природы венецианского влияния на Константинополь после смерти волевого Дандоло. Балдуину II, графу Фландрскому и кузену короля Франции Людовика IX, оставался еще год управления Константинополем в качестве последнего латинского императора. Венецианский наместник Понте обладал очень ограниченными силами для защиты интересов Венеции, а венецианская колония преувеличивала мощь и влияние своего государства. Следствием этого была нестабильность деловой общины, и едва ли этот вопрос был снят с повестки, когда Маттео и Никколо «рассматривали различные предположения». В лучших традициях предусмотрительных и умеющих считать деньги венецианцев они решили продать все, чем семья владела в Константинополе, а после обратить капитал в драгоценные камни, которыми были переполнены городские рынки, удрученные приближением политического шторма. Поло покинули Константинополь и пустились по Черному морю на север к Судаку, а из Судака отправились в свое первое пробное путешествие, которое привело их в отдаленнейшие области Востока и, между прочим, ко двору великого хана. После отъезда Поло венецианская торговая диаспора ввиду схватки Венеции и Константинополя обратилась в прах, а к тому времени, когда Маттео и Никколо возвратились из своих удивительных странствий, венецианские притязания ограничивались торговым представительством в греческом Негропонте. Следовательно, ситуация в Константинополе была среди главных побуждающих причин удивительных странствий Марко Поло.

В основных чертах город едва ли мог измениться со времени Поло, ибо никакие приливы и отливы политического счастья не могут устранить основную смесь его населения, делающую город таким особенным. Волнуясь, мы въехали в город через колоссальные ворота дворца Топкапи, эта стена наслала на нас видения осаждающих армий. Все-таки сами укрепления — только безжизненные памятники в сравнении с суетой множества национальностей в Галате у Золотого Рога. Смешение языков и калейдоскоп национальных одежд и физиономий, разумеется, видел и Марко Поло. Что же касается нас, то нет в моей памяти города, который сразу производил бы такое волнующее впечатление на путешественника.

К этому времени у нас выработалась практика держать наличные средства в виде американских долларов, так как все трое во время предыдущих поездок достаточно поднаторели, чтобы не отдать должное сравнительной легкости, с которой можно обратить доллары в местную валюту там, где дорожные чеки и английские фунты почти не известны. В Софии мы были принуждены совершать валютные операции в величайшей тайне с участием дельцов черного рынка, настаивавших на заключении сделки в открытом поле в нескольких милях от города. Но в Стамбуле вопрос решился много проще. Мы сразу же поехали туда, где за площадью Таксим совершаются операции местного черного рынка и, припарковав мотоциклы, просто сели рядом на обочину и стали ждать, когда на нас обратит внимание та международная разновидность спекулянтов, которая кормится нуждами иностранных гостей.

— Могу я чем-нибудь помочь? — довольно уверенно произнес кто-то позади нас классическую фразу.

Мы обернулись и увидели молодого турка примерно нашего возраста, одетого скромно, но чисто. У него не было того таинственного вида, который свойственен большей части встречавшихся нам дельцов черного рынка. Мы представились и сказали, что хотим перевести часть наших денег в турецкие лиры. Аргун, так звали молодого человека, объяснил, что при новом военном правительстве больше не нужно обменивать деньги на черном рынке, так как в банках такой же курс. Но, добавил он, может быть, нам негде остановиться в Стамбуле, в таком случае, если нам угодно, мы можем остановиться у него. Предложение застало нас врасплох, и нам понадобилось некоторое время, чтобы победить известные подозрения. Но очень скоро мы осознали, что в Аргуне обрели друга и помощника, который, вместе со своей семьей, сделал так, что слышанное нами о восточном гостеприимстве весьма поблекло в сравнении с настоящим положением дел. Сверх того, именно Аргун помог нам увидеть Стамбул, каков тот есть, а не его фасад, который обычно представляют туристам.

Сперва мы отправились к Аргуну домой (вот адрес: Стамбул, Феридиж, Мадирж Сокак, дом 4). Мы повернули мотоциклы от бульваров в центре города и скоро растворились в лабиринте крошечных переулков, сплетение которых составляет огромный, расползающийся во все стороны квартал города на склоне холма, спускающегося к Золотому Рогу. Здесь живут сотни тысяч турок, которые находятся на нижней ступени социальной лестницы — чистильщики обуви, продавцы сигарет, водители такси, базарные торговцы и т. д. Семья Аргуна торговала питьевой водой и владела маленькой подвальной лавкой близ площади Таксим. Они жили в четырех маленьких комнатах сдающегося в аренду многоквартирного дома в переулке таком крутом, что мы не отважились спуститься на мотоциклах и оставили их наверху. Мы, разумеется, беспокоились о них, однако Аргун заверил нас, что машины в полной безопасности. Это была совершеннейшая правда, ибо в ту минуту, когда по кварталу разнеслась весть, что мы явились в качестве гостей, наши машины оказались под таким же надежным присмотром, под каким они были бы в центральном полицейском управлении. Весь день тучи детей, копошившихся вокруг мотоциклов, обескураживали потенциальных воров, а ночью престарелая бабушка, сидевшая в полутемном дверном проходе, которую было видно отовсюду в переулке, неусыпно наблюдала за нашими драгоценными машинами, готовая, если бы кто-нибудь покусился на них, поднять тревогу.

Потом мы были представлены семье Аргуна, разумеется возглавляемой папашей, впечатляющей фигурой с голосом медведя и с сердцем из золота. Он владычествовал в семье как бог и царь. Один его хмурый взгляд заставлял детей бросаться исполнять то, что от них требовалось, и расшевеливал даже мамашу. Большая толстая мать семейства была удивительна, она растила собственных шестерых детей, а сейчас искала комнату, чтобы усыновить трех странствующих иностранцев. Она спросила у папаши дозволения освободить одну из двух комнат на первом этаже, и эта комната стала на следующие две недели нашим домом. Четыре сестры Аргуна возложили на себя задачу ухода за нами, задачу, которую они выполняли сотней разных способов, от мытья волос до заталкивания пищи нам в рот. У девочек были самые удивительные имена, например Айзель, что значит «луна и много дождей», и Айкон, или «кровь и луна». Нашей любимицей долго была самая младшая, ее звали Мокартез, что означает «тайна», но мы называли ее Микки Маус, ибо она покорила наши сердца своей веселостью и самоотверженностью, с какой ходила за нами. Я никогда не забуду, как она карабкалась вверх по переулку — худенькая маленькая фигурка с длинными волосами, падавшими на плечи, и пара длинных сапог, в которых мы приехали и которые она несла к чистильщику, была почти вровень с нею.

Мы так устали и были так грязны, когда приехали, что семья настояла, чтобы мы помылись. Это означало поход в общественные бани, и, естественно, так как мы были в Турции, это были всамделишные турецкие бани. Они имеют свои подобия в других странах, но для того, чтобы помыться в настоящих турецких банях, вы должны приехать в саму страну и заплатить немногим больше пенни у турникета на центральном входе в одну из общественных бань. Внутри вы поступаете в распоряжение дежурного турка, одеянием которому служат два полотенца (зеленое и красное), обернутые вокруг талии, на ногах у него пара деревянных сандалий. Через несколько минут вы появляетесь из маленькой кабинки в таком же виде, вас сопровождают через две двери, которые представляют собой что-то вроде клапана, и вы ступаете в насыщенные паром банные комнаты. Здесь мы бродили в сумеречном пейзаже. Над головой крыша, изогнутая, как перевернутая чаша, и сделанная из стеклянных панелей, которые слегка рассеивают полумрак. Стены и полы из истершегося черного мрамора, везде горячая вода, она льется из фонтанов и резервуаров в стенах, струится поверх черных мраморных глыб, верхушки которых округло стесаны, чтобы на них было удобно сидеть, и наполняет глубокие бассейны в полу. Больше часа мы наслаждались, потом легли на черные мраморные глыбы, от которых поднимался пар, и нас мутузили массажисты. Наконец мы оделись и вышли из бань настолько освеженные и отдохнувшие, насколько мы были измотаны перед этим.