Лили и осьминог - Стивен Роули Страница 13

– Она еще будет счастлива, если вы позволите ей, – добавляет незнакомка и мгновенно затмевает в моих глазах весь мир.

Я киваю, продолжая лить слезы, а Лили даже не пытается слизнуть их. Где-то в глубине души я понимаю, что нельзя терять и секунды, и это осознание возвращает мне способность двигаться. Я выскакиваю за дверь.

Джеффри влетает на стоянку перед хирургической больницей, подрезав по моему настоянию сразу несколько машин. Нас уже ждут, последнего из врачей вызвали специально для нас. Хирургическая сестра забирает у меня Лили и поспешно уносит ее за качающуюся на петлях дверь. Я и опомниться не успел, как она исчезла. Никто не дает нам заполнять никакие бланки. Никто не предлагает сесть. Никто не советует мне не усыплять мою собаку. Не зная, как быть, мы стоим посреди большого стерильного помещения, в окружении тревог и трагедий. Смотреть здесь не на что, кроме собственных ног. Бесплатный кофе есть, но наверняка омерзительный на вкус, и вообще, как можно пить черные помои, когда весь остальной мир потягивает золотистое новогоднее шампанское?

После недолгого, но бесконечного ожидания нас приглашают в отдельную смотровую. Лили там нет. Зато есть два стула, и мы садимся. И нервно ерзаем, пока не входит ветеринар – блондинка с добрым лицом, слишком спокойная для хирурга и вместе с тем настолько властная, словно отслужила в армии. На основании неврологических симптомов она подозревает у Лили повреждение межпозвоночного диска и собирается провести миелограмму, чтобы точнее определить место формирования грыжи.

Что такое миелограмма, я не знаю, и понимаю, что восполнять этот пробел некогда, но судя по всему, это слово означает некий вид обследования с целью выявления патологий позвоночника.

– А что потом?

– А потом, в зависимости от результатов миелограммы, больше всего шансов, что Лили снова сможет ходить, даст операция.

– Операция, – с этой мыслью я стараюсь свыкнуться так быстро, как только могу.

– Чем раньше, тем лучше.

Видимо, раздумывать вообще некогда.

– То есть понадобится операция или нет, будет известно после миелограммы?

– Честно говоря, я приняла бы решение прямо сейчас. Для миелограммы понадобится анестезия, и если окажется, что это действительно повреждение диска, то провести операцию лучше незамедлительно.

– Значит, вы хотите, чтобы мы решили сразу.

Врач смотрит на часы.

– Да.

Решения. В последнее время они даются мне с трудом. Вспоминаю недавние случаи, в которых я сам чувствовал себя практически парализованным нерешительностью. Стоит ли бросить работу и стать писателем-фрилансером, ни на что не отвлекаясь? Стоит ли поговорить с Джеффри о сомнениях, которые вызывают у меня наши отношения? О подозрительной смске, которую он получил? Сможем ли мы с Лили снова остаться одни и начать все заново?

– Во сколько обойдется операция на спине собаки, которая в основном состоит из спины?

Врач наклоняется ко мне и слегка улыбается. Ей незачем объяснять то, что я и так знаю: у каждой породы есть свое слабое место. Чистопородные собаки страдают от тех или иных медицинских проблем, поскольку основа их выведения для особой цели или выставок – генетические мутации.

– Итого, все вместе – анестезия, миелограмма, операция, послеоперационный период, – порядка шести тысяч долларов.

Вот теперь меня и впрямь парализовало. Шесть тысяч. Я переглядываюсь с Джеффри. Вспоминаю, как тают сбережения. Думаю о том, что я только что выплатил долги по всем кредиткам. Об отпусках, которые не состоятся, о пенсионных счетах, которые не пополнятся, о том, что мечты заняться писательством придется отодвинуть еще на год.

– Тебе решать, – говорит Джеффри. – Я не могу сделать это за тебя. Она твоя собака.

Твоя собака.

Мне хочется поколотить его. Поколотить всех, кроме, пожалуй, докторши, которая может спасти Лили.

– Я оставлю вас, а вы поговорите, хорошо? – Врач выпрямляется, но я опомниться не успеваю, как вцепляюсь в рукав ее халата.

– У нее есть мячик. Красный. Красный мячик. Она его любит. Часами играет с ним – подбрасывает, гоняется за ним, прячет, ищет. Играет часами, пока не запыхается, и даже потом уносит на свою лежанку, ложится сверху и спит. Когда она играет с этим мячиком, она живет. И если она…

Я не могу закончить. Джеффри кладет мне руку на плечо, и я снова рыдаю.

– Если она больше не сможет… играть с этим мячиком, не знаю, что ей останется в жизни.

Врач поворачивается ко мне. Не то чтобы она не растрогалась, просто и раньше видела, как люди принимают похожие решения, и мой случай для нее – такой же, как все остальные.

Я продолжаю, всхлипывая и хватая ртом воздух:

– Не хочу, чтобы вы считали меня негодяем. Который в такую минуту думает только о деньгах. Просто я не знаю, какой станет ее жизнь, если она не сможет играть с этим мячиком.

Взглядом я умоляю: почини ее! Спаси ее! Один краткий кивок – все, что мне требуется, и она, посмотрев на меня, кивает. Она меня услышала и попыталась что-то объяснить мне.

– Я подожду в коридоре.

Но уходить ей незачем.

– Вы сами будете делать операцию?

– Да, – еще один кивок. Она говорит, что Лили снова будет ходить. Говорит, что точно знает это, только не может заявить напрямик по нелепым причинам вроде страховки. И потому объясняет мне без слов – так, как заложники моргают, передавая в видеозаписи секретные сообщения незаметно для их тюремщиков.

Я смотрю на Джеффри, тот снова заявляет:

– Я не могу принять это решение за тебя, – но на этот раз добавляет: – Но поддержку тебя, что бы ты ни выбрал.

Я гляжу на врача. В ушах гулко стучит сердце. В смотровой жарко и пахнет лекарствами. Флюоресцентная лампа сердито мигает, требуя замены. У меня кружится голова, но не от ошеломляющих мыслей, а от адреналина. Прямо сейчас – вот когда я должен начать принимать решения. Пришло мое время.

Я вытягиваюсь во весь рост, опускаю руки по швам, и на этот раз сам властным тоном отдаю приказ:

– Оперируйте.

Еще поднимем чашу за счастье прежних дней

Мы уезжаем из ветеринарной больницы сразу же, как только я даю согласие на операцию. Об этом нас настойчиво просят. Наступает новогодняя ночь, в больнице не хватает персонала, тратить свои и без того скудные ресурсы, успокаивая впавшего в истерику клиента в приемной, они не хотят. Если операция пройдет успешно, им вовсе незачем слушать, как я требую впустить меня к Лили или разрешить побыть неподалеку, пока она не придет в себя. А я бы обязательно потребовал. Как Ширли Маклейн в «Языке нежности»: «Уже одиннадцатый час. Моей дочери больно. Не понимаю, почему она должна терпеть эту боль. Ей требовалось только продержаться до десяти, а сейчас УЖЕ ОДИННАДЦАТЫЙ ЧАС! Моей дочери больно, можете вы это понять или нет? СДЕЛАЙТЕ МОЕЙ ДОЧЕРИ УКОЛ!» А если операция окажется неудачной, видимо, им не хочется, чтобы в приемной разыгрался скандал.