Сегодня мы откроем глаза - Иван Ревяко Страница 13

Почему люди осмеливаются вершить единицы, десятки, сотни и даже миллионы судеб? Кто они вообще такие, эти непризнанные повелители? Если им дает это право бог, то бог ли он? Если это психическое отклонение, то это действительно куда хуже. А виноваты люди, которые за ним не досмотрели. Или это просто месть? Месть вызывается чувствами, а почти все чувства проходят. Или заменяются на другие, как вариант. «А если это ненависть к людям?» – спросите вы. А я отвечу, что уверен: в жизни каждого из этих людей хоть один, да и был человек, специально или случайно причинивший боль. «Может, эгоизм?» А эгоизм – это что? Правильно, это любовь к себе. Если человеку не на кого направлять свою любовь, он будет направлять ее на себя. А почему на себя? Потому что не видит нужды в его чувстве. Поэтому так много проблем среди человеческих отношений из-за того, что люди бояться показаться нуждающимися в любви или дающими ее.

Рей понимал, что в какой-то мере катится в пропасть, что нужно что-то менять. Но ничего, абсолютно ничего делать ему не хотелось: ни есть, ни читать, ни ходить на работу, ни готовится к учебному году, так быстро надвигающемуся. Ему было хорошо, по крайней мере, нормально, просто лежать, и даже не отдыхать, а просто лежать. Организм как будто впал в транс. Только этот транс не восстанавливал силы, придавая энергии и бодрости, а разрушал изнутри.

– Рей, завтра похороны, ты пойдешь? – Амалия осторожно проникла в комнату.

– Конечно, пойду, – он по-прежнему смотрел в потолок, кажется, даже не моргая.

Женщина неслышно подошла к нему и присела на кровать.

– Солнце мое, ну послушай, – положив свою ладонь ему на плечо, ласково проговорила она, – я прекрасно понимаю твое состояние. В моей жизни тоже умирали близкие люди, конечно, не настолько близкие, как у тебя. Но поверь, тоже близкие. Я помню, как еще в университетские годы моя подруга поскользнулась и упала виском прямо на угол кровати. И это все было на моих глазах. Рей, я плакала три дня, а может и пять. Я представляю, как это, лишиться лучшего друга, просто в момент, за секунду, не успев моргнуть, они пропадают из нашей жизни. Дорогой, нужно всегда их помнить, но отпустить, дать их душам свободу. Нужно двигаться дальше, но сохранять память о них и уважение. Я принесу вечером чаю. Отдыхай.

Она поцеловала его и вышла.

– Как он? – спросил Карл, как только его жена спустилась на первый этаж.

– Держится, но я не уверена. Иногда нужно очень много времени, чтобы принять или хотя бы осознать.

***

Погода в тот день была как нельзя некстати: на небе ни облачка, чтобы закрыть палящее и изнуряющее небесное светило; ветер всегда, как бы ты ни стоял, дул прямо в лицо, заставляя опускать голову, будто призывая к скорби каждого человека в этом небольшом городе.

К Софе пришло совсем не много людей, около пятнадцати. Священник что-то читал, говорил, что для каждого важно вести праведную и чистую жизнь, что бог обязательно вас за это наградит. И Софу наградил тем, что она теперь в лучшем мире. Не очень подарок, если честно.

Гроб, предназначавшийся быть вечным ложем для девушки, был поистине восхитителен: нежные переходы линий, изящные завитушки, сама его форма была прекрасной. Он был белым, а на боковых сторонах его были нарисованы или приварены золотые лилии, как будто настоящие. На крышке золотыми, тонко обведенными буквами было написано «Sole permanebit, ut Luceat», а вокруг надписи были бутоны лилий.

Помимо всех остальных тут стояла еще одна девушка, в черном платье, с темными волосами. Но самыми темными сегодня днем были ее глаза, которые она прятала за очками. Никто не спрашивал ее, кто она, кем приходится семье Дэзеров или просто Софе. Всем было все равно. Все и так знали, что она здесь, и этого было достаточно.

Первой к гробу подошла, естественно, Оливия. Она похудела, побледнела, и вообще это была уже не та улыбчивая женщина, которая так радушно встретила Рея и его родителей в последний День рождения дочери. У нее тряслись руки, дрожали губы. Сильно красное лицо, пустые глаза ужасали. Вот она бессильно рухнула на гроб и зарыдала.

Она стояла позади всех и по-прежнему не выражала никаких эмоций, лишь становилась сильнее.

Все стояли и смотрели. Каждому было больно, особенно если они смотрели на Оливию. Не многие, точнее никто из присутствующих, кроме Рея и Джона не знали о нерожденном ребенке, поэтому подумайте, как это: потерять двух, сразу двух детей. А Оливия знала, и чувствовала, не говоря уже о том, что вообще понимала и представляла, как это ужасно.

За ней подходили сначала Джон, перед этим успокаивающий жену, но впоследствии тоже заплакавший, потом еще какие-то родственники, одноклассники или просто друзья. Последним был Рей.

Подойдя максимально близко, он дотронулся теплой рукой да гроба.

– Ты ведь не думала, что сильнее меня? – спросила голубоглазая девушка, подойдя к Боли.

– Мы еще посмотрим, кто сильнее, – ответила та.

Снова подул ветер, только уже не обжигающий, а тихий и нежный. Рей отсутствующим взглядом посмотрел на крышку гроба, на надпись, провел рукой по лилиям. Он пытался за минуту вспомнить все хорошее, что у него было связано с этим прекрасным созданием. Ком с шипами был теперь постоянным спутником парня, не изменив своей привычке и сейчас. Сдерживаться не надо было, и слезы покатились сами собой.

«Ну почему, господи, почему?!» Этот вопрос остался без ответа.

Его тело дрожало. Казалось, что оно сейчас сожмется и разорвется. И так было у каждого человека, находившегося тут. Не хотелось мести, потому что она не поможет ее вернуть, хотелось только справедливости. Но невозможно передать боль людей, потерявших самое дорогое, что было у них.

Солнце играло на камне ангела. Гроб медленно опускали. Каждый старался уловить эти моменты, последние моменты.

Рей еще долго стоял тут, вместе с ее родителями. Он держал Оливию за холодную, дрожащую руку. Не описать то чувство, охватившее его. Точно сейчас он падал с огромной ледяной скалы. А под ним бездонное холодное море, которое вот-вот поймает его и больше никогда не отпустит.

Так прошел день прощания. А прощания ли?

***

Он смотрел на воду с высоты около двадцати метров, сидя на холодных балках третьего уровня моста.

Далеко под ногами тихо бежала вода, не волнуясь о том, что сейчас происходит в мире, что чей-то ребенок умер или какая жадная страна объявила войну другой. И, видимо, эта вода была счастлива, раз просто бежала и не бурлила.

«Может, просто взять и вниз? Что меня тут вообще может держать? Если ушло тогда, ушло, даже не попрощавшись, и больше не вернется. Все, абсолютно все, ушло тогда. Так почему же я не могу?»

Последнюю фразу он проговорил уже вслух, почти громко, настолько, насколько это возможно в тот момент.

– Что не можешь?

Рей повернул голову и увидел, как какая-то стройная женская фигура поднималась наверх. Поднималась довольно быстро.