Арабская кровь - Таня Валько Страница 13

– Я их еще не смотрела, – признается она. – Одной было глупо, но мне все время хотелось. История необычная, но очень грустная.

Они удобно садятся на пушистом шерстяном покрытии, на котором разбросаны изысканные персидские ковры, и заинтересованно смотрят на связанные томики, полные фотографий.

– Семья мужа была более современная и открытая миру, чем большинство в этом регионе. У его отца была только одна супруга, любимая жена-йеменка, а не гражданка Саудовской Аравии, она происходила из племени аль-Хаути. Когда мы были в Йемене, я познакомилась с его бабушкой. Это фанатично верующая женщина. Но мама была образованным человеком, училась в Америке: в юности эта способная девушка получила правительственную стипендию. Там они и познакомились. Когда они приехали сюда, мать все время работала и, можно сказать, сделала профессиональную карьеру. Отец умер в одну минуту в возрасте пятидесяти семи лет. Вот так… мгновение – и его уже нет. Сердечный приступ. Худощавый, спортивный, достаточно спокойный, с отличными анализами. Оставил свою маленькую семью в полном шоке и растерянности. Младшая сестра была тогда в очень опасном возрасте, переживала бунтарский период сумасшествия шестнадцатилетнего подростка. Хамид закончил учебу в Штатах. Когда после двух лет вернулся назад, чтобы заняться долей отца в семейной фирме, Амира связалась с плохой компанией. Мама не могла справиться с дочерью. Сестра попала в разнузданную компанию подростков, которым никогда не хватает денег: они швыряют их направо и налево. Если получать десять тысяч зеленых карманных денег, то самый порядочный человек сойдет с ума.

– Все столько имеют? – не выдержав, перебивает сестру Дарья.

– Не знаю. Слышала такое. Ламия, лучшая подруга Амиры, – это воплощенный дьявол. Я видела ее однажды на женских посиделках сразу же после приезда в Эр-Рияд и до сих пор не могу забыть ее бешеных глаз и противного выражения лица. Маленькая наивная сестричка Хамида просто была влюблена в нее. Деваха очень нравилась ей, особенно тем, что было в ней самого плохого. Она была для Амиры самой умной, красивой, ловкой. Короче, самой-самой… Малолетняя дурочка старалась подражать ей во всем. Так рассказывал мне бедный Хамид. А позже девицы поспорили друг с другом о том, кто из них сделает больше плохого и злого. Гуляли на пьяных вечеринках до рассвета, с наркотиками и сексом, а потом пьяные возвращались домой на скоростных автомобилях. У Амиры был красный «порше», который еще перед смертью купил балующий ее до потери сознания папочка.

– Так она могла водить автомобиль? Здесь, в этой стране и в этом городе?! Каким это чудом? ^[21] – удивленно спрашивает Дарья.

– Она умела ездить перед домом и по улочкам нашего поселка, но всегда в обществе кого-нибудь постарше.

– Не может быть! – восклицает Дорота так взволнованно, как будто речь шла о ее дочери. – Взбунтовавшаяся девчонка, у которой такой автомобиль, должна была задаваться перед ровесниками! Уж я это знаю!

– Вы наверняка не раз видели автомобили с полностью затененными стеклами. Можно там рассмотреть лицо водителя? Конечно нет. В таких машинах за рулем преимущественно сидят женщины. Возвращаюсь к теме. После одной из бурных вечеринок, – взволнованно продолжает Марыся, – молодняк устроил дрифт по городу. Но даже этого было для них мало. Поехали на автостраду, ведущую к аэропорту, и там начали гонки. У Амиры не было столько умения, как у других, но она любой ценой хотела догнать свою подругу, которая ехала на скоростной «субару». Дело дошло до страшного столкновения, пять машин разбились полностью, три были помяты, остальные смылись. Четыре человека погибли на месте, около десяти получили тяжелые травмы. У принцессы Ламии лопнула почка и была оторвана стопа. Амира же выглядела, в общем, неплохо, сломана была только рука. Но в больнице оказалось, что у нее обширное внутреннее кровотечение. Хамид с матерью сидели около нее всю ночь. Девушка лежала без сознания, двигала глазами под полуприкрытыми веками, царапала ногтями простыню и жалобно стонала… Его мать чуть не умерла от отчаяния, глядя на боль и страдания дочери.

Марыся, сжав губы, смотрит в пространство, представляя Самиру, которую помнила с детства.

– Под утро Амира пришла в себя, чтобы тут же умереть. После ее смерти Хамид с матерью возвратились домой, каждый пошел в свою комнату. Сломленная женщина не выходила из этого помещения весь следующий день.

Все женщины одновременно осматриваются вокруг, как если бы должны были увидеть духа.

– Дверь была закрыта на ключ, – приглушенным голосом продолжает Марыся, ежась. – После того как дверь выбили, нашли ее в ванной. Она совершила суицид. Хамид не мог простить себе, что оставил ее одну. Буквально за пару лет он утратил всех ближайших родственников.

– Бедный парнишка. – Дорота не может сдержать слез, а лицо Дарьи бледнеет от жалости.

– Чтобы продержаться в этот трудный период, он решил выехать в Йемен и посвятить себя работе, больше благотворительной, чем прибыльной.

– Что-то мне расхотелось смотреть эти фотографии, – признается мать. – Какая трагическая история!

– Это как если к кому-то в семейный склеп входили бы в грязной обуви, – точно подмечает сестра.

– Посмотрим, по крайней мере, один альбом. Смотрите, они подписаны. На этом – наклейка с именем Хамида, значит, можно посмотреть, правда?

– О’кей, давай. Может, настроение улучшится.

Дарья открывает альбом и сразу смеется над фотографией, на которой изображен арабский парень в саубе, едущий на маленьком белом верблюжонке.

– У нас делают памятные фотографии на ослике, пони, а здесь… по-другому.

Дорота тоже улыбается.

– Смотри, каким он был красивым ребенком, – гордо говорит Марыся.

– Сейчас тоже все при нем, – бросает комплимент Дорота.

– Чертовски красив! – вырывается у сестры, и она сразу заливается краской по уши.

– Ты у меня его, часом, не собираешься отбить? – Ревнивая молодая женушка с кривой усмешкой грозит Дарье пальцем. – Я больше арабская, чем польская жена, и за такой номер могла бы тебе тупым ножом перерезать горло, моя маленькая любимая сестра.

Девушки катаются по ковру, изображая драку, а счастливая мать смотрит на них с любовью.

– Эй, а с кем он на этом снимке? – прерывает Дорота игру.

– О, черт! Вставила бы в рамку! – ехидно восклицает Дарья.

На фотографии – улыбающийся, может, трехлетний Хамид, который сидит на коленях всем известного Усамы бен Ладена. Волосы мальчика вьются, как серпантин, одет он в темно-синюю с белым матроску. Выглядит он как красивая игрушечка.

– Он утверждал, что никогда его лично не знал, – шепчет мать, внимательно глядя старшей дочери в глаза.

– Может, не помнит об этом случае, он был еще малышом, – защищает его жена.