Мальчик-менестрель - Арчибальд Кронин Страница 13

— Вот-вот. Именно эти слова и мне следовало бы тебе сказать. И я говорю их тебе, поскольку это девиз нашего учебного заведения, особенно применительно к тебе — изнеженный, испорченный до мозга костей маменькин сынок! Если бы я еще раньше не прочел все это на твоем лице, то обязательно прочел бы здесь, в твоем личном деле, — произнес он, бросив взгляд на лежащую перед ним папку. — Скажи мне, тебе хоть что-нибудь известно об умерщвлении плоти?

— Да, известно. Мой лучший друг каждое утро принимает ледяную ванну и делает пробежку в две мили, даже не поев овсянки.

Его глаза заблестели голодным блеском.

— Это наш человек. А нельзя ли его к нам?

— Он уже на пути к тому, чтобы стать доктором.

— Жаль! Какого миссионера я сделал бы из него! Мы специализируемся на подготовке миссионеров, мой дорогой Фицджеральд. За последние двенадцать лет я уже выпустил из этих стен семь миссионеров, трое из которых пролили кровь на Черном континенте.

Алек, этот кровопийца начал уже всерьез меня тревожить. Он был хуже, чем Джек Потрошитель.

— Но перейдем к делу. Я обязан наказать тебя за столь вопиющее нарушение правил. Ты на две недели лишаешься возможности покидать территорию семинарии. А комната, которую тебе отведут, вряд ли будет похожа на номер в «Рице».

Он стукнул по звонку, установленному на столе. Тут же появился слуга. Потрошитель проинструктировал его. Слуга явно удивился, но взял мой чемодан, и мы, выйдя из главного здания чудесного аббатства, направились в дальний конец бетонного строения. Там я спустился вслед за ним по ступенькам в подвальное помещение и оказался в темной клетушке с малюсеньким окошком, из которого открывался омерзительный вид на уличные туалеты. Да и сама келья, где царил жуткий беспорядок, была до отвращения грязной.

Бросив взгляд на замызганную кровать с продавленным матрасом, я повернулся к парню, все еще держащему в руке мой чемодан.

— Кто занимал эту комнату до меня?

— Студент, которого исключили только вчера.

— За что?

— Думаю, за курение, сеньор, — сказал слуга и, понизив голос, добавил: — Это карцер, сеньор.

С минуту я простоял, не зная, что предпринять. Нет, мне решительно не хотелось здесь оставаться.

— Никуда не уходи! Жди меня здесь и посторожи мой чемодан. Я вернусь.

Похоже, ничего другого он и не ожидал.

Поднявшись по гадким ступеням, я направился прямиком в кабинет Потрошителя.

Он оторвался от бумаг на письменном столе и поднял на меня взгляд. Мое возвращение явно не стало для него сюрпризом.

— Да?

— Я не собираюсь жить в этом вонючем склепе. По крайней мере, я имею право на чистое и приличное жилье.

— А что, если я не выполню твои требования?

— В таком случае я отправлюсь отсюда прямо в Толедо, возьму такси до Мадрида, потом пересяду на поезд до Рима и обо всем расскажу Его Святейшеству.

— Очень хорошо, — спокойно ответил он. — Прощай, Десмонд.

Я как стоял, так и остался стоять, кипя от бешенства, а он как ни в чем не бывало снова углубился в изучение бумаг на столе. Тогда я круто развернулся и нога за ногу поплелся обратно в свою келью. Теперь я чувствовал себя уже не маленьким Дэвидом, а одной из тех бутылок, что он успел отмыть только наполовину. Я решительно не мог осуществить свою угрозу, и Потрошитель прекрасно это понимал. Как я покажусь на глаза моей дорогой мамочки, если вернусь к ней в «Риц»?.. Нет, никогда, никогда! Я должен с честью выйти из положения. Во мне еще осталась какая-никакая сила духа. Слуга по-прежнему стоял рядом с чемоданом. Он знал, что я непременно вернусь.

— Сеньор, эта маленькая комната будет выглядеть лучше, гораздо лучше, если здесь прибраться.

Наши глаза встретились, и я понял его взгляд. И воздав хвалу Господу за мой хороший испанский — факт, оставшийся неизвестным сидящему у себя в кабинете сукину сыну с садистскими наклонностями, — я спросил:

— Как тебя зовут?

— Мартес, сеньор.

Я достал из бумажника прекрасную новенькую, хрустящую банкноту достоинством в пятьдесят песет и помахал ею у него перед носом. Я знал, что пятьдесят песет — для него целое состояние. Он знал это не хуже моего.

— Мартес, пригласи сюда приятеля с мылом, ведром воды и подручными средствами для уборки. Достаньте чистое белье, чистые занавески, принесите ковер из другой комнаты. Сделайте так, чтобы тут все сияло и блестело, — и деньги твои.

Он поставил чемодан на пол и пулей вылетел из комнаты. Я дождался, пока он вернется с другим слугой, которого Мартес представил мне как Хосе. С собой они принесли тряпки, щетки и ведра с водой. Пока я поднимался по лестнице, за моей спиной уже вовсю кипела работа.

Примерно с час я бродил по территории семинарии и за это время успел обнаружить заброшенные теннисные корты, где оставили свои визитные карточки отбившиеся от стада коровы с соседних ферм, площадку с высокими стенами для игры в пелоту [20]и старое футбольное поле. Я заглянул в старинную церковь в испанском стиле и про себя отметил, что церковь в хорошем состоянии, очень красивая и благостная. Поскольку занятия еще не кончились, я не встретил ни одной живой души.

Наконец я вернулся в свою комнату. Оба слуги уже ждали меня снаружи и с готовностью проводили внутрь. Я был буквально ошеломлен тем, что им удалось сделать. Они оттерли и надраили мою каморку до блеска. На чисто вымытом оконце красовались новые льняные занавески, а на выложенном плиткой полу лежал симпатичный испанский коврик. И, как еще один дар из пустующей комнаты наверху, — плетеное кресло с мягким сиденьем. Комод, теперь источающий приятный запах пчелиного воска, оказался антикварным, причем подлинным образчиком андалузского стиля. И в довершение ко всему, обломки кровати собрали вместе и застелили свежим белоснежным постельным бельем.

Я бросил признательный взгляд на своих благодетелей, которые смотрели на меня с выжидательными улыбками.

— Чудесная комната, сеньор. Здесь тихо, спокойно. А летом прохладно.

Я достал бумажник и извлек оттуда еще одну новехонькую банкноту в пятьдесят песет, полученную непосредственно из рук кассира в «Рице». Когда я вручил каждому по заветной бумажке, радости их не было границ.

— Сеньор, мы будем приходить как можно чаще, чтобы здесь все блестело.

— Да будет так, Мартес и Хосе, ведь отныне вы мои друзья.

Когда они вышли, одарив меня напоследок признательными улыбками, я распаковал вещи и разложил их по ящикам, застеленным чистой бумагой, потом поставил на комод две небольшие фотографии, запихнул пустой чемодан под кровать и, с удовольствием оглядев напоследок комнату, вышел во двор, где нос к носу столкнулся со своим врагом.