Коллекция нефункциональных мужчин. Предъявы - Наталья Рубанова Страница 13
Коллекция нефункциональных мужчин. Предъявы - Наталья Рубанова читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Помнишь, мы говорили о параллельных прямых, пересекающихся в бесконечно удаленной точке? Мы думали, будто мы и есть параллельные прямые — с недоступным в реале пересечением. Но оказались иными — скрещивающимися, которые лишь на миг соединяются, врастают, вгрызаются друг в друга, а потом разлетаются в разные стороны, совсем в противоположные…
Не верилось. Не верится. Тошнит каждый час.
Я в больнице. Как «раз». Я не могу больше писать, я боялась — как «два» — этого. Меня увезли вчера; все говорят, что я без сознания, но я почему-то все слышу. Я пишу тебе губами, хотя никто этого не может заметить. Я думаю не только о тебе. Но и о тебе — слишком много.
В вены всажено несколько трубочек с неопознанными мною жидкостями; странно, я совершенно не ощущаю вползания — в себя — иголки, наверное, перестаю чувствовать боль. Физическую. Вот бы и с другой — так.
Ко мне никого не впускают, но я вижу всех — они там, за дверью. Он — тоже. Он сидит на стуле, обхватив руками голову. Он страдает: не знает, что меня здесь уже нет…
Только что сняли все эти трубочки, все эти капельницы; я опять ничего не ощутила. Как сладко потерять навсегда страдание, нет, нет, молчи, ты не знаешь об этом ни-че-го — точно так же, как не знала об этом раньше — я…
Представь: нет жжения, тошноты нет, рук, ног, глаз. Носа нет. Губ. Тела нет. Точнее, оно как бы есть, только совсем незаметное, больше не нужное. Мы искали с тобой когда-то «смысл» — помнишь, вечерами, под длинные — красивые и не очень — разговоры?
Так вот, я нашла его, только теперь без кавычек; ты ждешь, чтобы я рассказала?
Когда-нибудь у тебя тоже не станет рук, ног, глаз. Носа не станет. Губ. Всего тела. Оно где-то будет, только совсем незаметное, тебе — не нужное. Тогда ты внезапно поймешь меня, поймешь тщету поисков «смысла» красивыми длинными вечерами, которые, впрочем, у нас с тобой летели быстро, ах, как быстро! Нам всегда не хватало времени, к тому же мы всегда зачем-то от всех прятались… Телом нельзя заменить смысл. Но, когда человек все еще тело, смысла в одной лишь душе он не найдет: как мы. (Какие мы были неприкаянные!) Я хочу, я желаю тебе быстрее пройти этот срок — в кавычках и без…
Не плачь обо мне, не надо, не привязывай, я тоже мучаюсь, когда ты мучаешься, я вижу тебя, я к тебе прикасаюсь, но ты не можешь знать, не можешь, ты винишь себя во всем, не надо, не надо, никто ни в чем не виноват, мы просто слишком сильно любили, да, это радость, это дар, но очень хрупкий, нам подарили и очень скоро отобрали, а потом у тебя забрали меня насовсем, но не только у тебя, Ему тоже плохо, им всем — тоже, тебе, быть может, в чем-то легче, не страдай, не хочу я этого, не хочу, не хочу, не хочу, никогда не хотела — твоего страдания; иногда — да, делала больно — но затем лишь, чтобы быть уверенной… Самоутверждалась. Людям иногда нужно это. Но мы же друг друга простили, простили — и — расстались. Ты только не бойся слова «навсегда», ведь ничего не бывает навсегда, пойми…
Живи так, чтобы не стыдиться. И чтобы не стыдиться меня. Знаю, знаю, — тебя гнетет именно эта гадина — совесть…
Ты делаешь все правильно; ведь ты — это я, как в банальной песенке; мы же — слившаяся капля, мы даже не расставались никогда; как ты не поймешь, как объяснить тебе; надо ли объяснять тебе?! Ты — здесь, я — там, или — я — здесь, ты — там, мы одно, неделимое, кладбище не является границей; когда ты перейдешь эту черту, мы будем вместе, — если все будет хорошо, — если, если… Я обещаю тебе это; я люблю тебя, я люблю тебя, я же просто очень люблю тебя, только и всего…
Зинаида проснулась. А как проснулась, так и плюнула: до чертиков знакомое, оплывшее тело мужа было до отвращения изучено и не вызывало ничего, кроме желания пнуть его ногой: ударить, да побольнее, будто тварь какую паршивую. Зинаида спрыгнула с кровати, снова плюнула, да и смахнула с лица злые слезы.
Нет, нет, не такой ей представлялась жизнь, не так она хотела… а как хотела и как представляла — того уж никому не расскажешь. «С жиру бесишься, — говорили ей немногие, кому открывалась случайно непонятная эта изнанка Зинаидиной жизни. — Дурью страдаешь. Смотри, мужик-то у тебя вон какой ладный да круглый, не пьет-не бьет, все в дом…»
Зинаида тоскливо посмотрела на ладного мужика, и проглотила обиду. В школу ужас как не хотелось; еще бы — по холодку-то! До школы пока доплетешься, весь шарф сосульками покроется — даром, не зазвенит. Зинаида посокрушалась-посокрушалась, себя жалеючи, но неудачи-то в коробочку собрала да на замок амбарный и закрыла: нечего, нечего, сейчас вон юбку быстро погладить, да чулки в потемках-то найти, пока этот спит, этого же будить нельзя; устает, «кормилец» херов, да и жалко вроде — хоть и скотинка, конечно, а вроде своя, не важно, что не по крови — да и куда ж по крови-то, раз кровь-то у него непромытая, у самой в жилах стынет от его крови такой!
Зинаида оделась и, попив пустого чаю, вышла на мороз. Эх, мать-перемать, даром, училка английского! А какой английский в глухой деревне для выводка даунов в собственном классе? Они по-русски-то еле могут, а тут: «Good morning, children! Who is on duty today?» Тьфу ты, провались оно все, провались оно все трижды, трижды, трижды!!
Зинаида пробиралась к школе по темной еще тропке и подрагивала — она всегда шла в такую рань со смешанным чувством страха и неприязни; какое там «гуд монинг», сплошное «дьюти» — и так всю жизнь, всю жизнь… За что? И занесло же ее сюда, в дыру эту! А ведь могла бы… могла бы… могла бы что? Mother fucker!! Mother fucker!!! Mother fucker!!!!!!! A-a-a-a-a-a… A?
— Здрасте, Зинаид Сергевн!
Ученик Сальников прошлепал к входной двери, отряхнул снег с валенок, скрипнул чем-то. «Тоска, какая же тоска!» — чуть не в голос взвыла Зинаида, чудом зацепившись о заржавелую ручку, за которой…
— Доброе утро, Нина Петровна, — и надела масочку.
— Доброе, доброе; ты что-то припозднилась, звонок через семь минут, — запела директриса.
«Корова старая, — прошелестело в мозгу у Зинаиды совершенно традиционно, как шелестелело каждое утро в течение двух уже лет, и пошла к классу. — Идиотка».
Уроки тянулись в этот день дольше обычного, просто нестерпимо долго! Зинаида устроила во всех группах контрольные по грамматике, чтобы не разговаривать даже на языке Диккенса: сколько можно, все равно без толку, да и зачем в деревне английский, все равно пропадет добро — ведь только глупые уверяют, будто знаний лишних не бывает, — а они бывают, бывают, еще как!
И угораздило ж за военного! Куда понесло? Зачем? Чего она по гарнизонам не видела? Жен пирожковообразных, жиром заплывающих, обоев безвкусных, храпа моментального, формы вонючей? Эх, жила ведь в городе, жила себе, на инязе училась, могла бы переводчицей… да хоть кем… а тут… деревня, блин, и муж противен уже, так противен, что хоть в петлю, если не к маме…
— Зинаид Сергевн, а обязательно в будущем времени писать?
— Обязательно, — рассеянно отвечала Зинаида, не требуя английских названий времен: какая разница?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии